И оно свое сделало: пролетев высоко над ним, сорока вернулась на соседнее дерево. Одним движением он вскинул ружье на плечо и выстрелил. Птица камнем упала под дерево.
А время между тем подходило к полудню, одиннадцатичасовое «поплаваем?» было пропущено. Выйдя из лесу, он увидел тетушку Марию и Магду уже у озера. Они обсыхали. И ссорились или только спорили, перебивая друг друга. Мальчику показалось, будто речь шла о нем, так как, заметив его, обе умолкли. Хотя, возможно, просто увидели в его руках добычу, которую он, торжествуя, показывал им. Магда обрадовалась, засмеялась, обращаясь к тетушке Марии:
– Видишь, какой он еще ребенок! А тетушка Мария сказала:
– Именно поэтому!
И очень рассеянно отнеслась к его победе, хотя мальчик не преувеличивал, когда сказал:
– Поверьте, мне гораздо легче было бы подстрелить косулю или кабана!
Между тем он разделся и остался в купальных трусиках.
– Поплаваем?
В этот день он особенно упорно настаивал, чтобы тетушка Мария попробовала с ним вместе поплавать. Ведь это спорт, игра. И все время повторял, как чудесна вода, только об этом и говорил. В конце концов тетушка Мария довольно нетерпеливо оборвала его, собрала свои вещи и оставила их вдвоем.
Даже птицу забыла в траве, быть может, нарочно. Ничего не вышло из супа, и дядя Алекс не отрезал ножки у сороки, за которые полагалось получить патроны. Мальчик отнес ее на кухню. Гудрун преспокойно выбросил дохлую птицу в мусорную яму.
Да, в тот день все обитатели дома были в плохом настроении. После полудня к дяде Вальтеру пришел врач, осмотрел больного, потом домочадцы долго с ним советовались. Магда не показывалась. Во время ужина мальчик принялся подробно рассказывать о своей необыкновенной охоте, но его едва слушали. Он ушел в свою комнату писать письмо. Горькая тоска по дому охватила его. И вообще грусть. Вспомнилось, как давно не прижимала тетушка Мария его голову к своему костистому плечу. Как он одинок среди совсем чужих людей.
Зря он убил сороку. Теперь даже ее нет.
Но пятнадцатого августа наступил праздник вознесения Марии и храмовый праздник церквушки. Гудрун выстирал мальчику длинные брюки и синюю рубаху и выгладил их до хруста. Кроме Магды, все присутствовали на десятичасовой мессе. Мальчик представил Клари тетушке Марии и получил разрешение пойти в «село» после полудня: там будет настоящее гулянье – бал, балаганы, лотерея. Входной билет пять шиллингов. За обедом хозяевам дома и даже дяде Вальтеру очень долго пришлось уговаривать Магду пойти вместе с мальчиком. Тетушку Марию вдруг охватило беспокойство: на таких народных гуляньях никогда нельзя знать, что случится, многие напьются, начнут похваляться своей удалью, привяжутся еще к мальчику лишь потому, что он чужой. У нее ни минуты покоя не будет, если она отпустит его одного; охотнее всего она сама бы отправилась, да вот вены у нее на ногах вздулись, едва домой доплелась, непременно быть дождю.
Конечно, все эти страхи пожилой женщины были только воображаемыми. В памяти у него день этот остался сказочным, незабываемым сном. Быть может, он слегка охмелел от медовой браги? Сельский пасечник поставил шатер и продавал в нем медовую брагу. Они и выпили на брудершафт. Магда – и это было справедливо – считала смешным, что она зовет обоих молодых людей на «ты», а они ее на «вы». Да, да, это все равно, что называть ее тетушкой. Итак, они выпили на брудершафт и все трое чмокнули друг друга в щеки липкими от медовой браги губами. (В то время еще не было совместного обучения. Девушки и юноши гимназисты называли друг друга на «вы». Мальчик и с Клари выпил на брудершафт.)
Но голова могла закружиться и от колышущейся, танцующей, гудящей в трубы, кричащей огромной пестрой толпы. На гулянье публика съехалась из дальних районов, с хуторов, отстоявших от «села» на двадцать – тридцать километров. За корчмой с одной стороны большой поляны бесконечной вереницей выстроились двуколки, рессорные телеги, жилые фургоны балаганщиков, повозки торговцев, трехколесные велосипеды, ручные тачки, а больше всего обыкновенных крестьянских телег, мало отличавшихся от венгерских. Лошади – целый табун – были привязаны в лесу. Многие женщины прибыли в национальных костюмах, пестрых летних платьях, на парнях были надеты панталоны, вышитые жилетки, охотничьи доломаны с зелеными петлицами. Однако и в городской одежде пришло немало народу: пестрые ситцы, искусственный шелк с рисунком из крупных цветов, чесучовые костюмы. (На Клари бежевая юбка в складку из тропикала, белая шелковая блузка, на Магде пестрое шелковое платье колокольчиком книзу.)
И никакой толкотни не было, лужайка громадная, просторная. Волнами прибывали большие группы людей, большинство их располагалось в тени на лесной опушке, и только возле балаганов толпился народ, а вообще-то добрых несколько тысяч прибывших разбрелось, рассыпалось по просторному лугу.