Ранчо «Неизвестность» (ЛП)

К моему удивлению, он усмехнулся, и я сразу почувствовал себя необычайно легко.

- Да нет, знаю. Лучше, чем ты думаешь. Уверен, что ты парень отчаянный, и это так и есть, Ро. - Я молчал. Лавинг поглаживал мою потную шею. Потом наклонился и укусил за ухо; я вздрогнул, но когда тот заговорил, снова притих. - Боишься, что я задумал сделать тебя своим любовником? Ну так мне не нужен любовник. И партнер тоже. И муж. Я хочу просто мальчика. Шлюшонока, чтобы исполнял мои приказы. Хочу нарядить тебя в одни только сапоги со шпорами, кожаные ковбойские гамаши, воткнуть в зад хвостик и велеть отсосать мой член. – Меня опять прошибло дрожью, но его зубы прихватили мою мочку, принося расслабление. - Я хочу, чтобы ты работал на меня, готовил мне еду и разговаривал со мной. И хочу трахать тебя, Ро. Трахать так, чтобы ты ни о ком другом даже помышлять не смел. Хочу, чтобы ты был моим. Моим. Хочу поставить на тебя свое тавро, как на рогатый скот. Не потому что люблю. А потому что хочу тебя, и потому что не желаю, чтобы тобой владел кто-то еще.

Пока он все это выкладывал, у меня чуть мозги набекрень не свернулись, я совсем запутался в том, что испытывал. Облегчение. Страх. Надежду. Ужас. Возбуждение. Разочарование. Радость. Подозрение. Я не успевал отследить, на что как реагирую. Чувства накатывали одно за другим, словно морской прибой. Никакой надежды даже рта раскрыть. Очевидно, он ждал от меня каких-то слов — например, что не сбегу, - а я трусил, так как знал, что не смогу этого произнести. Не смогу. Мое молчание наверняка разозлит его, он все прекратит, и не останется иного выбора, кроме как уехать…

При этой мысли в груди так сдавило, что я согнулся пополам.

Но Трэвис больше ничего не говорил. Он просто подцепил меня за подбородок и насильно повернул мою голову к себе, вынуждая открыть глаза и посмотреть на него.

Мы вдвоем с трудом помещались на сиденье; я – у него на коленях со спущенными джинсами, в мятой, наполовину расстегнутой рубашке. Он не отпускал мой подбородок. Несколько секунд я был в состоянии думать только о том, что мы словно сошли с обложки одного из любовных романов, которые моя мать покупала в «Волмарте», разве что парни на них не обнимали парней. Правда я сроду не читал таких книжек, но не сомневался - там персонажи никогда не признаются женщине, что добиваются её из собственнических побуждений и исключительно ради секса.

Только вот ощущал я себя прямо как те бабы на обложках, и вовсе не из-за того, что Лавинг держал меня точно герой-любовник. Хотя и из-за этого тоже. Просто еще никто никогда не держал меня так. Никто не сгребал как Ретт Батлер и не претендовал на меня. Парочка ребят пытались прощупать, что я думаю об отношениях, но едва заслышав “отношения”, я приходил в дикий ужас. Я воспринимал это не просто как прощупывание. А как заявление прав.

Сейчас я уже ни о чем не жалел. И не чувствовал себя бабой. Я чувствовал, что буря во мне начинает успокаиваться. Трэвис будто бутылку раскупорил, и содержимое начало выплёскиваться наружу. Но когда я посмотрел на него, волны улеглись, потому что если у меня внутри море, то его серые глаза были самой большой чертовой чашей в мире, принявшей это море. Они не дали мне захлебнуться, подхватили и помогли.

Я поддался. Откинулся, потянулся навстречу приоткрытыми губами и уступил его притязанию, впустил в рот, даже расслабил задницу, чтобы он мог проникнуть и туда. Я позволил ему завладеть собой, и впервые на моей памяти занялся с кем-то любовью, не думая о том, как уйти после секса или как дальше сохранять дистанцию. Я просто позволил брать себя и получал удовольствие.

Сим я подтвердил, что отвечаю заявлением на заявление, а это, надо заметить, требует от человека уже гораздо бльшего.

* * *

Трэвис направился не к дому, а к конюшне, к денникам под моей квартиркой.

Их здесь было примерно пятнадцать, но только в трех стояли лошади. Остальные паслись вместе с овцами.

Он увлек меня в одну из пустующих секций.

Взял мои руки, положил на загородку у двери и привязал запястья к рейкам толстым тросом, заботливо обернув тот поверх манжет рубашки, чтобы не травмировать кожу. Но узлы оказались крепкими - освободиться я не мог.

Потом он сдернул с меня джинсы до самых лодыжек и ноги тоже привязал, расставив их настолько широко, насколько позволили болтающиеся на щиколотках штаны. Шлепнул меня по заднице и куда-то свалил.

Прошло минут двадцать. Я торчал там в одиночестве; в крови гудит, член навострился, словно приспущенный флаг. Мы трахнемся! Ну, в смысле, трахнемся. Грубость веревки волновала. Прохладный вечерний воздух щекотал голую задницу, напоминая, что я бесстыдно выставлен на обозрение, и вызывая неконтролируемое желание нагнуться к стене. Лавинг, конечно, намеренно заставил меня томиться - ну и пусть. Мое нетерпение лишь усиливалось. К тому времени, когда он наконец вернулся, я только и мечтал, что обсосать ему любые части тела, дабы продемонстрировать, как хочу трахаться и как безмерно счастлив, что это произойдет. Но тут заметил то, что он приволок на плече.