Ранчо смерти

Конюшни располагались ярдах в пятидесяти, за отелем. Я завернул за отель и зашагал, безошибочно ориентируясь на довольно тяжелый, но отнюдь не неприятный запах. В конюшне я увидел Расса, рассматривавшего копыто лошади. Он не заметил меня, пока я не подошел к нему и не заговорил.

– Похоже, эта лошадь натерла себе холку, – заметил я. – А может, это называется щетки? Во всяком случае, готов об заклад побиться, что вымя ей все же ампутировать придется.

– Вовсе нет, – сухо ответил Расс, не глядя на меня. – Просто она повредила себе копыта. А вот я готов биться об заклад, что слышу голос некоего Скотта по имени Шелл. – Тут он выпрямился и ткнул меня кулаком в живот.

Ростом Расс был почти с меня, но вес его удобнее было бы измерять в унциях, чем в фунтах. Он был худ, как щепка, но крепок, как хорошо выделанная кожа.

"Солнце и полынь" было не только местом отдыха для жаждущей романтики публики, но и весьма доходным, хотя и не очень крупным хозяйством, и Расс, несмотря на свои пятьдесят девять лет, вкалывал здесь вовсю. Он выращивал индийских быков для родео и маленьких выносливых лошадок-полукровок. Некоторых из них он выставлял на ипподромах и ярмарках в западных штатах. У него были живые карие глаза, кривые зубы, сильно выступающий кадык и целая грива густых седых волос, ниспадавших на плечи. И в придачу великолепные, аккуратно подстриженные белые усы. Мне он немного напоминал скелет Буффало Билла[2].

После того, как мы потыкали друг друга кулаками, – при каждой встрече мы почему-то всегда придерживались этого идиотского ритуала, – он сказал:

– Ну, теперь, когда ты сюда приехал, дела у нас пойдут поживее.

– Это точно, – ответил я, – у меня в машине уже лежит один мертвец.

– У тебя в машине... что лежит?

– Мерт...

– Нет, подожди, не повторяй. Подожди. Дай прийти в себя.

Его кадык судорожно задергался. Потом он произнес:

– Да, теперь дела... пойдут поживее. Ну, ладно. Покажи мне его.

Я показал. Несколько секунд он рассматривал мертвеца, потом снова накрыл его одеялом и произнес:

– Купер, Карл Купер.

– Да, я знаю.

– Только сегодня приехал.

– Сегодня приехал, завтра уедет. Ты видел его в компании других крутых ребят, о которых мне говорил?

– Нет. Я его видел только, когда он регистрировался.

– Был с ним еще один парень?

– Нет, он был один. А почему ты спрашиваешь?

– Когда я застрелил его, вместе с ним был еще один ковбой. В меня стреляли оба.

Расс помолчал. Потом предложил:

– Давай-ка положим его пока в какое-нибудь стойло.

Так мы и сделали. Мы положили его в пустовавшее стойло, а потом Расс поставил лошадь Купера, звали ее Шулафут, в ее денник. Затем мы направились в коттедж, где жил Расс (он располагался позади отеля), и позвонили в ближайшее отделение офиса шерифа. Его помощникам потребуется час, чтобы добраться сюда, но вскоре они будут уже в пути.

Мы сидели с Рассом на кожаном диване в его скромно обставленной, но уютной гостиной. Я спросил его, могли Купер и тот второй парень взять лошадей в одно и то же время, надеясь, что это сможет вывести меня на след второго ковбоя, но ничего из этого не вышло. Расс сообщил мне, что ежедневно парами и в одиночку на прогулку выезжают до двадцати пяти человек, а Купер выехал один.

– Ну, хорошо, – наконец сказал я, – а что можешь ты мне рассказать об этой погибшей девушке, Джинни Блэр?

Он встал и подошел к письменному столу, стоявшему в углу комнаты, порылся в его верхнем ящике и вернулся с листком бумагb.

– Это я записал для полиции, – произнес Расс, – все, что мне удалось выяснить. А внизу я записал то, что сообщила полиция мне. Не очень-то много.

Да, не очень много. Джинни было двадцать три года, жила она в одном из недорогих голливудских пансионатов. По профессии – актриса. Погибла в результате несчастного случая – упала с лошади. Никто не видел, как она выехала кататься в то воскресное утро. Никто не видел, как она свалилась с лошади. Она была найдена мертвой примерно в десять часов утра проезжавшей мимо молодой супружеской парой. Мегера спокойно стояла в нескольких футах от ее тела. Джинни приехала на ранчо "Солнце и полынь" в прошлую пятницу, восемь дней назад, с четырьмя другими девушками и Эдом Флинчем, единственным представителем мужского пола от компании Эдбен Продакшенз. Эд, следовательно, был и режиссером и оператором и, быть может, еще какие-нибудь функции выполнял. Значит, он либо не был членом профсоюза кинематографистов, либо у него могли быть серьезные неприятности в связи с подобным совместительством.