Ранчо у моста Лиан

Между тем политический горизонт этой несчастной страны омрачался все более и более, и театр войны охватывал все более и более обширные пространства. По всей Новой Испании инсургенты дрались с невероятным озлоблением. Почти повсюду побиваемые и побежденные они по прежнему не падали духом и не теряли мужества; как только один их отряд был разбит и рассеян, и испанцы считали его уничтоженным навсегда, он вдруг совершенно неожиданно появлялся в другом месте, как бы возродившись снова. Борьба затягивалась до бесконечности; время шло, но ни та, ни другая сторона не могли похвастаться решительным перевесом, могущим решить в том или ином смысле великий вопрос, ради которого в течение последних четырех лет было пролито столько крови.

Даже уже в окрестностях Сан-Блаза и Тепика видали довольно многочисленные отряды инсургентов и регулярных испанских войск, энергично маневрирующих и преследующих одни других.

Ходили даже слухи, будто небольшие отряды испанцев проникли в различных местах вглубь леса где уже плотно засели гваделупы.

Паника была всеобщая среди населения лесов; все обитатели этих дебрей заволновались, священники в своих воскресных проповедях энергично призывали и их к восстанию против ненавистных притеснителей.

Испанцы, со своей стороны, также не бездействовали; их лазутчики обходили лес во всех направлениях, обращаясь с воззваниями преимущественно к бродягам и бандитам, столь многочисленным в этих лесах, стараясь привлечь их на свою сторону приманкой грабежа и наживой от разорения имений инсургентов.

Все эти слухи сильно тревожили дона Сальватора; уже не раз сыновья просили его решиться покинуть лес и переселиться на некоторое время в Сан-Блаз вместе с женою и племянницей. Отдаленное и одинокое положение ранчо у моста Лиан делало всякое ночное нападение на него весьма возможным; это было тем более опасно, что женщины почти каждую ночь оставались одни в доме и об этом знали все. Кроме того дон Сальватор слыл богачом. Жажда наживы все сильнее разгоралась в бандитах и лесных бродягах, а потому можно было со дня на день ожидать, что они решатся на нападение, которое, по всей вероятности возможно удастся им.

Ранчеро долгое время упорно отказывался покинуть свое скромное жилище, в котором он прожил счастливо столько лет. Но теперь до него стали доходить такие дурные вести, что он сам решил, наконец, не медлить больше.

Вздыхая и охая, старик приказал своей жене собрать и убрать все и быть готовой покинуть ранчо, чтобы переселиться в Тепик где он намеревался временно устроиться, пока положение дел не изменится к лучшему. А так как ему в этот день приходилось получить довольно крупный куш, а именно 5, 800 пиастров, в Сан-Блазе, то он и отправился туда вместе с двумя сыновьями. Получив безо всяких затруднений полностью эти деньги, он, не медля ни минуты, выехал из города и вернулся в свой ранчо.

Здесь он заперся в своей комнате с сыновьями и сказал им:

— Дети мои, в эту ночь мы с вами покинем этот ранчо и переселимся в Тепик, где и пробудем все время, пока длится эта проклятая война. Но перед отъездом нашим отсюда, Рафаэль должен исполнить одно очень важное дело; ему известно — какое, и мне нет надобности говорить ему ничего более. Ты, Лоп, дитя мое, будь во всем послушен ему. На том месте, где он тебе прикажет ждать, ты будешь ждать его и не двинешься с места до его возвращения.

— Понял ты меня?

— Да, отец! Все, что ты приказал, будет исполнено.

— Хорошо, сын! Ну, а теперь, дети мои, смотрите!

Старик распахнул на груди рубаху и показал сыновьям ладанку на тонкой золотой цепочке, затем, раскрыл мешочек, достал из него знаменательную монету с продетою в нее цепочкой.

— Брат мой умирая завещал мне эту вещицу. Он просил меня не снимать ее с шеи до тех пор, пока Ассунте не исполнится 20 лет. Тогда он завещал мне вручить эту ладанку ей, как последнее воспоминание об ее отце. Но теперь мы переживаем такое опасное и тревожное время, что я легко могу умереть раньше времени, назначенного моим покойным братом для передачи этой драгоценной памяти его дочери. Надобно все предвидеть! И так, Рафаэль, если я умру, ты сними эту ладанку с моего трупа так же, как и я снял ее с трупа моего Эстебана, и носи ее на своей груди до того времени, когда настанет срок, назначенный моим братом. Если Рафаэль также будет убит, чего не дай Бог, тогда ты, Лоп, возьми себе эту заветную ладанку и, когда Ассунте исполнится двадцать лет, передай ее ей. Вы слышали мои слова, дети? Помните их и исполните все, как я сказал вам!

— Да, отец, мы все исполним! — почти в один голос ответили оба.

— Благодарю вас, дети мои! Господь не оставит вас и я надеюсь, что с Его помощью последняя воля моего бедного брата будет исполнена.

Молодые люди внимательно разглядывали в продолжении нескольких секунд пиастр и затем возвратили его отцу, который снова спрятал его в ладанку и повесил себе на шею.