Рандеву и другие рассказы

Он остановился и вновь оглядел комнату. Теперь уже ничего не нужно было добавлять. Все было расставлено и разложено, как он описал. Комната была готова для нее. Он кивнул грузчикам, и они вышли за дверь тихонько, на цыпочках, как и вошли.

– Вот и конец рассказа, – ласково сказал он.

Ответа не было. Он услышал, как она прерывисто вздохнула, словно пыталась сдержать слезы.

– До чего красиво, – наконец сказала она. – Как это ты все придумал? Само сочинялось, когда рассказывал? У меня такое чувство, будто я только что видела прекрасный сон. И мне хотелось, чтобы он снился и снился. Но с твоей стороны это было немного жестоко, тебе не кажется?

– Может быть, – сказал он.

– Твой голос, когда ты рассказывал, был такой радостный и счастливый, – сказала она. – И я представила себе, как ты стоишь посреди голой, пустой комнаты, спрятав руки в карманы и ежась от холода. Я подумала, что, может, стоит разжечь огонь из остатков хвороста.

– На температуру в комнате это никак не повлияет, – ответил он, и глаза его смеялись.

– Да, – сказала она. – Пожалуй, не повлияет. – И, помолчав, спросила: – Ты очень голоден?

– Очень, – кивнул он.

– Может, съешь что там осталось от буханки?

– Я ни к чему не притронусь, пока ты не выйдешь. Давай ужинать вместе, – сказал он ей.

– Там так холодно, – ответила она. – А у меня в животе совсем пусто. Я до того изголодалась, что после твоего рассказа кусок черствого хлеба встанет мне поперек горла.

Она снова чуть не расплакалась.

– Ну иди, иди сюда, – уговаривал он ее. – Пусть в комнате холодно, пусть у нас на двоих только корка хлеба и мы голодаем и бедствуем, а старикашка грозит выкинуть нас на улицу, – но ведь мы вместе, разве этого мало для счастья?

Он немного выждал и продолжил:

– К тому же ты еще не сказала, что прощаешь меня за то, что я тайком взял твои деньги и спустил их в лотерею.

До него донесся ее голос, усталый и нежный:

– Хорошо, иду.

Он слышал, как она вылезла из постели, как шаркала ногами, ища туфли, как пошатнулась кровать, когда она на нее оперлась.

– Тебе помочь? – спросил он.

– Думаю, дойду, – ответила она. – Не ожидала, что почувствую такую слабость. Мне страшно – там очень холодно? Наверное, лучше заранее приготовиться, чтобы мне худо не сделалось, когда войду?

– Пожалуй, да.

Она вздохнула, и он услышал, как она медленно бредет через спальню к двери.

– Погоди минутку, – попросил он. – Сначала скажи мне, что ты больше на меня не сердишься! Скажи, что простила меня!

Он услышал, как жена беспомощно рассмеялась:

– Ты же сам знаешь, что простила.

И она вошла в комнату.

Рандеву

С некоторым неудовольствием Роберт Скривенер отметил, что его секретарша поглядывает на часы. На вечер никаких дел намечено не было, поскольку завтра рано утром ему предстояло вылететь в Женеву, и секретарша это знала, так что ее озабоченность перемещением стрелок на циферблате никак не могла быть связана с ним самим. Следовательно, она собирается с кем-то «встретиться», как теперь принято выражаться о любовных свиданиях, – довольно вульгарный оборот. Что за безответственность – назначать «встречу» именно в тот день, когда он, Роберт Скривенер, крупный писатель, должен разобраться с ворохом корреспонденции, перед тем как отбыть на континент.

– Джудит, – произнес он наконец, сдвигая на лоб очки в роговой оправе, – вы все время смотрите на часы. У вас есть конкретная причина куда-то торопиться?

Она покраснела – видимо, в ней все-таки проснулась совесть.

– Нет, нет, ничего особенного, – поспешно возразила она. – Просто я вечером иду в театр и хотела заехать домой переодеться.

Сообразительность никогда не была сильной ее стороной. Приурочить выход в театр к тому дню, когда ее присутствие могло понадобиться допоздна! Поразительный пример скудоумия! Он смерил секретаршу укоризненным взглядом.

– Не странно ли, – произнес он, – что из всех дней недели вы отвели для театра именно этот? Прикажете немедленно вас отпустить и остальные письма отложить до моего прилета из Женевы?

Она снова залилась краской и сразу как-то подурнела.

– Нет, что вы, – запротестовала она. – Я ничуть не тороплюсь. Просто…

– Просто нетерпение, свойственное юности, – перебил он, – желание сбросить оковы, поскорее развязаться со всей этой скучнейшей волокитой! Я отлично вас понимаю. Вы позволите продолжать? Я постараюсь формулировать все по возможности кратко.

Он водрузил очки на нос и принялся размеренным тоном диктовать дальше.