Рандеву с петлей на шее (сборник)

Перекрестье прицела находит правую бровь Ксенофонтова. Палец ложится на спусковой крючок. Я лишь на мгновение задерживаю дыхание и…

– Господи, сколько лет прошло! – Ксенофонтов в очередной раз на несколько секунд прикрыл глаза. По лицу, как молния, проскользнула гримаса боли. – А для меня ничего не изменилось. Я испытываю те же ощущения, что и тогда. Обида, унижение… Я был лучшим в своем клубе! Верите?

И Гуров, и Крячко предпочли промолчать.

– Мне пророчили блестящее будущее. Уже включили в олимпийский резерв. Шла индивидуальная подготовка под Барселону. Я был на пике формы, готов на двести процентов. А потом… Я не знаю, кому это пришло в голову… Но спортивный комитет решил отправить на Олимпиаду в Барселону исключительно молодежь, до двадцати пяти лет. Обновление состава, как они объяснили. А мне только-только исполнилось тогда двадцать шесть, и я оказался за бортом. Вне заявки… Все решил один-единственный год… – Ксенофонтов шумно выпустил воздух из легких. Гуров почувствовал легкий запах перегара и вяленой рыбы. – А ведь я наверняка знаю, что это было сделано для того, чтобы протолкнуть кого-то из той самой молодежи. Как говорится, если звезды зажигают… Ну, вы меня поняли… Можно снять с меня наручники?

– Рановато, – подал голос Крячко из-за спины Романа Борисовича. – Переходи уже к рассказу о своей преступной деятельности.

– Я бы не стал называть это именно так, – выразил несогласие Ксенофонтов. – Мы ставили целью восстановить справедливость в спорте. Хотя бы частично…

– Те же яйца, только вид сбоку, – пожал плечами Станислав.

– Стас! – нахмурился Гуров.

– А что? Разве не так?

– Продолжайте, Роман Борисович, – обратился полковник к задержанному.

– Да нечего тут продолжать. – Ксенофонтов словно заново переживал свою трагедию. Лицо его сделалось каким-то маленьким и сморщенным. – Я обивал пороги различных кабинетов, скандалил, грозил судом… В общем, пытался хоть до кого-то достучаться, но все тщетно. Я проиграл… И тут же забросил спорт. Забросил все мечты, все стремления… Послал все к чертям собачьим! Стал много пить, связался вон с байкерами. – Он неопределенно мотнул головой куда-то вправо. – Все мои ежедневные развлечения сводились к стрельбе по пивным банкам. И лишь года три назад появилась перспектива. Перспектива добиться справедливости. Не для себя, конечно… Со мной-то уже все было ясно и все кончено. Я даже поначалу и не проникся идеей. Но человек, который вышел на меня, обладал даром убеждения. Он убедил меня в том, как важно бороться за чистоту российского спорта. Чтобы такие истории, как моя, больше не повторялись и чтобы разные корыстные говнюки получали по заслугам… Он собирал организацию, но не хотел «светиться» лично. И для этого ему понадобился я. Я должен был находить людей со сломанными судьбами… Впрочем, об этом я вам уже говорил.

– И вы нашли Мартынова?

– Не только Мартынова. Я много кого находил. Альберт ведь совершал убийства не в одиночку… То есть курок, конечно, спускал он, но при этом в организации были люди, готовившие почву для убийства, зачищавшие «хвосты», собиравшие и отслеживавшие информацию. Система заработала. – Ксенофонтов вдруг гордо приосанился, осознав свою значимость в организации. – Она работала и после самоубийства Альберта. Шел сбор информации, шли поиски нового киллера…

– Ив итоге вы нашли Александрову, – подсказал Гуров. – Как нового исполнителя.

– Вы об этом уже знаете? – удивился Ксенофонтов.

– Мы много чего знаем, Роман Борисович. За исключением одного. Если тот человек, о котором вы говорили, не хотел «светиться», как же он отдавал приказы? Через вас?

– Нет, – энергично замотал головой Ксенофонтов. – Он не «светился» только на стадии переговоров. На случай, если они будут неудачными. А если человек соглашался на работу в нашей структуре, он уже общался с ним лично. В дальнейшем я не участвовал. Честное слово! Я даже никогда не знал о том, кто и когда должен стать следующей жертвой. Узнавал об этом только потом, из газет или по телевидению.

– И кто же этот человек? Глава вашей так называемой организации?

Ксенофонтов заколебался. Назвать имя было для него равносильно подписанию собственного смертного приговора. Но, с другой стороны… Он прекрасно понимал, что сыщики не слезут с него просто так и легко могут повесить все эти убийства на него.

– Он работает в «Роскомспорте», – неохотно признался Роман Борисович. – В службе безопасности. Его фамилия Шостиков. Константин Алексан…

Позади Гурова звякнуло оконное стекло. Последние слова застряли в горле Ксенофонтова. Его голова нелепо дернулась, как будто невидимый кулак врезался ему в лицо, а уже в следующую секунду полковник заметил образовавшееся над правой бровью Романа Борисовича аккуратное круглое пулевое отверстие. Бесчувственное тело откинулось на спинку кресла.

– Стас! На пол! – Гуров молниеносно кинулся в сторону, попутно выхватывая оружие из наплечной кобуры.