Рандеву с покойником

Толик от души посмеивался над девчонкой, Степа оставался невозмутим. Вскоре они ехали за автомобилями мэра и Куликовского. Поскольку сыск не дело шофера, Толик про себя старался понять странную привязанность таких разных людей, как Степа и Яна, которые часто конфликтуют, являются объектом для шуток, потому что их отношения «папы и дочки» не только Толику непонятны. Так что же их сблизило? Тем не менее есть в них нечто чистое и детское, оба умиляют, а посему притягивают к себе. «Вообще, Степа хороший человек, только бы не обжегся на Яне, очень уж крученая она», – думал Толик.

На втором объекте им предстала та же картина, что и на предыдущем, и рассказ рабочих был в точности похож. Ясно, что взрывы на обеих бензоколонках одних и тех же рук дело. Николай Ефремович, схватившись за сердце, опустился на край сиденья автомобиля с выражением обиды на лице. Возможно, такое впечатление мэр производил из-за мешков под глазами и одутловатости лица с опущенными вниз уголками губ, но вид его говорил: меня обидели, ну, хоть кто-нибудь пожалейте!

– Плохо? Может, «скорую» вызвать? – спросил Куликовский с сочувствием.

– От чего ж тут хорошо будет? – простонал Сабельников. – Ты, вместо того чтобы «скорую» вызывать, отыщи лучше этого гада, который нанес удар по моей личной экономике. У, контра, посмел взорвать мои бензоколонки! Целых две!

– Кто, Коля? – Куликовский говорил с ним как с больным.

– Да сколько раз повторять! – вспыхнул Сабельников. – Рощин же, Рощин! Ага, ты мне не веришь, да? Думаешь, мы все врем?

– Я так не думаю…

– Думаешь, думаешь! А это он есть. И неизвестно, откуда выполз. Ба! Да он же звонил мне ночью! – Николай Ефремович, вспомнив вдруг ночной звонок, аж привстал. – Я вспомнил! Он так и сказал, что взорвалась бензоколонка и должна взлететь вторая на другом конце города. Это он. Он!

– Хорошо, хорошо… – Куликовский попытался усадить в машину взволнованного мэра, но тот упрямо стоял на ногах, упираясь руками. – Мы сделаем все, что в наших силах. Ты поезжай сейчас домой, отдохни, а то плохо выглядишь. Дело заведут, будет следствие, выясним.

– И все-таки ты мне не веришь, – чуть не плача, произнес Сабельников. – И это нехорошо с твоей стороны. Я ведь мэр, административное лицо, я не могу врать.

Махнув в расстройстве рукой и усевшись наконец в машину, Николай Ефремович развернулся на сиденье к лобовому стеклу и приказал водителю ехать в администрацию, позабыв про своих помощников. Те побежали за автомобилем, размахивая руками и крича, пытаясь обратить на себя внимание. Машина не остановилась, помощникам пришлось топать до ближайшей остановки общественного транспорта. Глядя вслед машине мэра, Куликовский пробормотал:

– Врать он не может, жулик хренов. – Потом крикнул в пространство: – Заречный, ко мне!

– Я здесь, – откликнулся Степан, выходя из-за спины начальника.

– Есть у тебя что-нибудь по ожившему покойнику?

– Ничего. А вот великолепная семерка ведет себя противоестественно. Неохотно дают показания, врут, меня в упор не видят. Или мне показалось?

– Так и есть. Ты же мент, Степа, вот они брезгают.

– Странно, мною брезгают, а могилу раскапывать – нет?

– Что ты сказал? Чего раскапывать?

– Могилу. Сегодня ночью достали гроб, в котором хоронили Рощина. Заметьте, участвовала в акте вандализма вся семерка. Запаслись веревками, фонарями и лопатами. Причем пикантная подробность: первые люди города стырили на окраине во дворе одного из домов бельевые веревки. Как вам такая новость?

– С ног валит. – Куликовский обычно не выражал удивления, но не на этот раз. – Такое нарочно не придумаешь. Они точно разом тронулись. А зачем откопали Рощина?

– Между прочим, «великолепную семерку» ждало большое разочарование: Рощина в гробу не оказалось. Поэтому ответить не могу, какие цели они преследовали, доставая ящик.

Наверное, пауза Куликовского была сродни паузе мэра, когда он тому сообщил, что не одна бензоколонка взлетела на воздух, а две. Он выпучил и без того большие глаза, в которых плескались глубочайшее изумление и абсолютное непонимание. Так он стоял с минуту, глядя на Степу. Его потряс даже не факт незаконной эксгумации – очевидно, преступные действия «столпов города» кажутся ему вполне обыденным явлением, – а исчезновение покойника. Это было уж слишком. Он тихо вымолвил:

– Рощина в гробу не оказалось? А куда же он делся?

– Ушел погулять, я так думаю, – доложил Степа.

– Так… – Рассердившись, Куликовский пошел прочь, но вернулся, и делал так после каждого следующего произнесенного предложения. – Ты, Степан, в своем уме? У нас что, завелась в городе бацилла, делающая людей помешанными? Ну, эти ладно, они давно больные, хотя с медицинской точки зрения и считаются пока здоровыми. Но это тоже надо еще проверить, ведь вытаскивать из могилы гроб не придет в башку нормальным людям. Но ты! Как это – нет трупа? И перестань ржать, как дурак на поминках! – А Степа всего-то улыбнулся, наблюдая за передвижениями начальника. Тот наконец остановился и всплеснул в изумлении руками. – Как нет трупа?! Ведь он же был!