Рандеву с Валтасаром

— Не обращайте внимание на его слова, — подошел к Дронго Зоран Анджевски. — Во время войны в Сараево погибла его семья. С тех пор он немного не в себе. Он даже купил пистолет, чтобы убивать сербов. А потом явился к американцем и сообщил, что он военный преступник. Они не понимают таких шуток, и его, кажется, включили в какой-то список военных преступников и даже посадили в тюрьму, но потом быстро разобрались и отпустили. Мы все давно знаем, что он немного не в себе. Не нужно на него обижаться.

— Я не обижаюсь, — вздохнул Дронго, — я примерно так и подумал. Только я действительно не был в Сараево уже много лет.

— Мы знаем, — сказал Джепаровски, — мы все знаем. Это последствия войны, будь она проклята. Это последствия гражданской войны. Зоран македонец, а я серб, и мы всегда старались избегать этой темы в общении с Селимовичем. Мы думали, что поездка пойдет ему на пользу, но вот он опять сорвался.

— У него была безумная идея найти людей, виновных в этой войне, — добавил Зоран, — и кто-то ему сказал, что в Сараево во время войны был Дронго. Там было какое-то другое имя. Драган или Дранко, но он почему-то запомнил именно ваше.

Селимовича уже уводили санитары, и он смотрел себе под ноги, не замечая окружающих. Он продолжал бормотать про Вавилонское царство, про войну, которую он обязан выиграть. Дронго проводил его мрачным взглядом. Ему было стыдно, что он невольно спровоцировал у больного приступ.

— Это и есть ваш второй убийца? — несколько презрительно спросила рыжеволосая девица.

Она оказалась сотрудником ФСБ. Ее коллеги находились за занавесом. Их было пятеро, и они появились, когда Селимович стал кричать и бросаться на Дронго.

— Он не убийца, — искренне сказал Дронго, — он несчастный человек. Жертва войны.

— Ну, знаете, — гневно произнесла она, — вы просто несерьезный человек, если не можете отличить больного от здорового.

— Да, — сказал Дронго, — действительно, не могу. Наверное, вы правы, мне не стоило ничего говорить. Извините меня.

— Что происходит? — спросил ничего не понимающий Вейдеманис. — Почему ты извиняешься? Ты ошибся?

— Думаю, что нет. Он действительно убрал эту щетку и выкрал дневник Альберто Порлана.

— Так в чем же дело? Значит, ты нашел того, кто помогал Бискарги?

— Нет, — ответил Дронго, — не нашел.

— Значит, ты ошибся? — снова повторил Эдгар.

— И не ошибся, — задумчиво сказал Дронго. — Когда мы отсюда выйдем, я тебе все объясню.

К нему подошел Павел Борисов.

— Твои эксперименты нужно запретить, — убежденно сказал он. — Сначала после твоих слов убивают Темелиса, а теперь сходит с ума Селимович. Ты опасный человек, у тебя злая энергетика.

— Ты разве не видишь, что он оказался прав? — вмешался Пацоха. — Селимович действительно украл дневник и забрал щетку. Я ее тоже видел. Он думал, что таким образом помешает Дронго проводить расследование.

— Какое расследование? — огрызнулся Борисов, — все уже закончено.

Пока они говорили, Дронго, взяв стул, тяжело опустился на него, никак не комментируя происходящее. Он словно замер, размышляя над случившимся.

— Селимович тяжело болен, — сказал стоявший рядом с ним Джепаровски, — и мы полагали, что вы об этом знаете. Во всяком случае, Вольфарт был информирован о его болезни, но европейская толерантность такова, что нельзя исключать из списка человека только потому, что он страдает маниакальным психозом и винит весь мир в гибели своей семьи. В обычное время он спокоен, но иногда у него появляются какие-то странные идеи. Ему кажется, что он пророк Даниил, который должен растолковать российскому президенту смысл вавилонского проклятия. Его лечили полгода в Загребе, но это не помогло. А человек он хороший, старается всем помочь, в жизни мухи не обидит. Просто ему казалось, что именно Дронго виновен в его несчастьях.

— Я действительно виноват, — тяжело сказал Дронго. — Я хотел найти того, кто забрал эту щетку, но упустил из вида одно важное обстоятельство. Но это сейчас не важно. А насчет маниакальной депрессии… Боюсь, что ею страдает большинство политиков в бывшей Югославии, разодравших страну на части и спаливших ее в огне гражданской войны.

— Может, ты мне объяснишь наконец, что происходит? — спросил Вейдеманис. — Какое обстоятельство ты упустил? О чем вообще идет речь?

Вместо ответа Дронго тяжело поднялся со стула и пошел к выходу. Все смотрели на него. Не обернувшись, он вышел из зала. Следом бросился Эдгар.

— Тоже мне аналитик, — громко сказал кто-то из сотрудников ФСБ, — принял психа за шпиона.

Но его никто не поддержал. Только Пацоха укоризненно покачал головой, взглянув на офицера. И тоже не проронил ни слова. Все расходились мрачные и недовольные друг другом. Анджевски и Джепаровски поехали в больницу, чтобы помочь своему другу преодолеть кризис. В конце концов они все когда-то были гражданами одной страны и продолжали дружить, невзирая на государственные границы и распри, раздиравшие их некогда единую родину.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 3 ИЮЛЯ