Рандеву с водяным

Одета девочка была в домашний теплый халатик поверх брючек и теплой кофточки. Так что ее реверанс выглядел довольно забавно. Но не успели мы поговорить с милым ребенком, как из глубины квартиры послышался женский голос:

— Таисия, с кем ты там снова лясы точишь? Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смела открывать дверь кому попало! Мало ли кто там припрется!

И в коридор выскочила женщина лет пятидесяти. Похоже, она только что вылезла из ванной. Волосы у нее были влажные и уложены на металлические бигуди, в которых еще моя мама во времена ее молодости щеголяла по дому. Капроновый стеганый халат был из тех же времен. Даже удивительно, как он у нее хорошо сохранился.

— Вы к кому? — рявкнула на нас женщина в бигуди.

— Мама, они пришли к папе! — объяснила за нас девочка. — Они уже звонили и сказали, что они к нему по делу.

— Тая, марш отсюда! — распорядилась мать. — Мала ты еще судить обо всем. Распустилась вконец!

Девочку брань матери не особо огорчила. Видно, она была существом уравновешенным.

— Ладно, чего встали? — сказала гостеприимная жена Григория Андреевича. — Проходите уж, раз пришли.

К счастью, у Мариши в сумке всегда имелись плоская бутылочка с коньяком, небольшая коробочка конфет и лимон. По цвету лица матери Таи было ясно, что от коньяка она не откажется. Так оно и оказалось. Увидев бутылочку, женщина мигом оттаяла и почувствовала к нам прилив теплых чувств. А когда выяснилось, что мы сами вообще пить не будем, она нас просто полюбила. И даже провела в невероятно захламленную комнату, усадила на продавленный диван и, плеснув коньяка в мутную рюмку, принялась изливать на нас свое наболевшее. Наболевшего у нее оказалось много.

— Вы не представляете, какая у меня жизнь, — жаловалась женщина, оказавшаяся женой нашего детектива — Любовь Сергеевной. Выпив еще пару рюмок, она продолжала: — Это сущий кошмар, а не жизнь. Я же, когда выходила замуж за этого неудачника — Таискиного отца, думала, что он выслужится, получит чин полковника или на худой конец подполковника и мы с ним хоть на пенсии заживем в достатке. Так нет же! Черт его дернул уйти из органов в эту частную контору. А там что? Ни уважения, ни пенсии, ни выслуги лет. А чтобы заработать деньги, нужно пахать от зари до поздней ночи. Я, бывает, его сутками не вижу. Где он? Что он? Может быть, он у любовницы, а только говорит, что на работе. А я тут сиди целыми днями да за его матерью параличной ухаживай. И хоть бы ее паралич полностью разбил! Так нет же. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не может, тушу такую ворочай, а язык у нее работает как у здоровой. Просто подойти страшно, такие кары она на нас накликает.

— И давно вы тут живете? — спросила я, чтобы поддержать разговор.

— Да уже лет сорок! — сказала Любовь Сергеевна. — Все обещали нашу коммуналку расселить, а жильцам отдельные квартиры выдать. Мы и на очереди стоим. Да только что толку? Мы в очереди на отдельную квартиру четвертые уже седьмой год. А очередь не двигается. Вот и живем тут. Кроме нас, еще две семьи небо коптят. В каждой по три детеныша. Что тут по вечерам творится, когда они все из школ и детских садиков возвращаются, подумать страшно. Сейчас-то они все на улицу высыпали. Погода хорошая, вот и гуляют. А зимой жуть! Грязь, гвалт, шум. На месте свекрови я бы померла поскорей, просто чтобы не слышать всего этого.

— И замужем вы давно? — спросила я. — Сколько вашей дочери?

— Таисии? — спросила женщина. — Это наша младшая. Ей шесть.

— А что, есть еще и старшая? — спросила я.

Женщина немного помрачнела, выпила еще рюмку и только после этого ответила:

— Есть и старшая. А может быть, и нету ее давно на свете. Когда ей шестнадцать лет стукнуло, она замуж за какого-то голодранца вышла. Да еще приезжего. Отец ее не одобрил и предложил им обоим из нашего дома убираться. С тех пор она тут не появлялась, и я про нее ничего не слышала.

— Как же так? — удивилась я. — Родная дочь, и совсем вас забыла?

— Гришка говорил, что встретил ее около года назад, — сказала женщина. — Так она вся в дорогих мехах была, в брильянтах и выходила из «Мерседеса» под руку с таким кошельком, что только держись. Чего ей тут у нас делать? Судно за больной бабкой выносить?

— Но ведь могла бы деньгами помочь, — сказала Мариша. — Раз, по словам вашего мужа, она ни в чем не нуждается.

— Не знаю, — пожала плечами Любовь Сергеевна. — Сдается мне, что она мужу моему и отстегивает кое-что. Только он с нами не слишком-то этим делится. А мне ее адрес не говорит. Да и вообще не признается, что деньги от Ленки.

— С чего вы взяли, что ваш муж берет деньги у вашей старшей дочери? — спросила я.

— А с каких таких барышей тогда машину себе купил? Иномарку, между прочим! На какие такие шиши? — агрессивно спросила у нас женщина. — И приоделся. А работать больше не стал. Врал что-то про то, что его на работе в должности повысили. Только кто такому поверит? Он же у меня негодяй. Его и из органов за взятки выперли, а не сам он оттуда ушел.

— Мама! — раздался в это время детский голос из коридора. — Папа из магазина вернулся.