Рандеву с водяным

Первым, кто нам позвонил, стоило нам с Маришей оказаться дома, был Жихарев.

– Где вы все время шляетесь? – сердито спросил он у нас.

– А в чем дело? – спросила я. – Ты нас в чем-то подозреваешь?

– Подозреваю, – сказал Жихарев. – Подозреваю в том, что вы ведете самостоятельное расследование. Что-то слишком часто я о вас слышу от своих подчиненных, а?

Я промолчала.

– Это всего лишь обычный интерес человека, которому за несколько дней угораздило найти целых два свеженьких трупа, – сказала я.

– Ага, – вспомнил Жихарев. – Кстати, о втором трупе! Верней, о вашем алиби.

– А что с ним? – прошептала я.

– А то, что у вас его нет! – радостно объявил Жихарев. – Еще хорошо, что отпечатки на ноже, которым был убит Михаил, не совпадают с вашими.

– С нашими отпечатками? – ошеломленно переспросила я. – А откуда наши отпечатки оказались у вас в милиции?

– Так вы же ко мне приходили? – удивился Жихарев. – Воду пили? А вода в чем была?

– В стаканах, – машинально ответила я, вспомнив, как настойчиво Жихарев предлагал нам выпить натурального «Боржоми» из высоких, ослепительно чистых бокалов.

– О господи! – простонала я.

Надо же было попасться в такую детскую ловушку. Да над нами с Маришей теперь могут потешаться все наши подруги и весь преступный мир. Преступный мир вряд ли, потому что едва ли узнает. А вот от подруг ничего не скроешь. Они мигом сложат два и два и получат верный ответ. Остается только вообще никому не рассказывать про эту историю.

– И что это еще за интерес к ножу, которым был убит Михаил? – продолжал допытываться у меня Жихарев. – И главное, что вы делали сегодня в Пскове?

Теперь я окончательно онемела.

– Ты за нами следишь? – обретя способность говорить, прошипела я, прочно переходя с Жихаревым на «ты». – Это противозаконно!

– Ты не ответила на мой вопрос, – невозмутимо сказал Жихарев. – Впрочем, я и сам догадываюсь. Зачем вы сначала помчались к семье Боровиковых, а затем в архив суда. Так вот, я звоню, чтобы предупредить, не ждите. Никто вам результаты дела по факсу не перешлет. Они будут выданы нашему сотруднику, и он доставит их прямиком ко мне. А вы, девочки, отдыхайте. Честное слово, вы за последние дни столько всего наворотили, что лучше бы вам немножко сбавить обороты. Мне и без двух дур есть чем заняться.

Окончание разговора было настолько хамским, что я не выдержала и бросила трубку.

– Ты чего трубки бросаешь, – возникла у меня над ухом Мариша. – Кто звонил? Надеюсь, Делон?

– Нет, – покачала я головой. – Жихарев.

И я пересказала ей содержание нашего разговора.

– Вот дурак! – захихикала Мариша. – Думает, что всех обманул. И самый умный. Ну и пусть радуется!

– Не пойму, как он узнал, что мы были в Пскове? – задумалась я. – И как он узнал, что мы были в архиве суда и пытались добыть дело Боровикова Семена?

– Должно быть, Жихарев позвонил в суд, чтобы договориться насчет того, чтобы ему завтра выдали это дело. И там ему рассказали про двух особ, которые тоже интересовались им.

Маришино объяснение прозвучало правдоподобно.

– Как он сказал про нас, две дуры? – злилась Мариша. – Ну, я ему еще покажу, какие мы дуры! Хочет получить дело Семена Боровикова? Ну и плевать! Пусть получает!

– Как, разве ты не расстроена из-за того, что дело из архива не попадет к нам? – спросила я.

– Плевать я на него хотела, – повторила Мариша. – Завтра с утра мы с тобой едем в Новгород?

– Куда? – вытаращила я на нее глаза. – Зачем?

– Затем, чтобы наведаться еще в один судебный архив, – сказала Мариша. – И получить на руки дело об убийстве сестры Елизаветы Михайловны.

– Зачем оно тебе? – спросила я.

– Затем, что нам с тобой нужна не только фамилия того типа, который преследовал Семена, но и его фотография. Фотография даже, пожалуй, важней. Имя и фамилию, как мы видим на примере Семена, сменить довольно просто. А вот изменить до неузнаваемости собственную внешность, не прибегая к услугам хирургов, будет потрудней.

– В общем, да, – согласилась я. – И что дальше?

– Дальше вот что, – продолжила развивать свою мысль Мариша. – В судебном деле, которое хранится в архиве в Пскове, фотографии преследовавшего Семена человека, скорей всего, нет. Ведь там этот человек если и фигурирует, то только в качестве потерпевшей стороны. Нет, нам нужно дело, в котором он бы фигурировал в качестве обвиняемого. Вот там его фотография должна быть, или я ничего не понимаю в судебной практике.

Я немного подумала и возразила:

– Мне как-то раз довелось побывать в суде. И там папки с этими самыми уголовными делами валялись в полном беспорядке на столе у секретаря и у судьи. Смотри – не хочу. Так вот, пока они их листали, я что-то там фотографий обвиняемых не заметила. Да и зачем судье любоваться на фотографию подсудимого? Что он, артист какой? Или эстрадная знаменитость?

– Ты просто не заметила, – возразила мне Мариша.

– Да, могла и не заметить, – согласилась я. – Помню, были в деле фотографии с места преступления, тела жертв, были фотографии орудий убийства. Это все было, и очень зрелищно представлено. Не спорю. А фотографии самого преступника я из-за обилия впечатлений могла просто не заметить.

– Да, скорей всего, ты просто не обратила на фотографию самого преступника никакого внимания, – предположила Мариша. – Может быть, она была совсем маленькая. Наклеена где-нибудь в углу. Вот ты и не заметила.

Я молча пожала плечами.

– В разных судах, конечно, могут быть свои порядки, – сказала я.

– Вот и чудно, – вздохнула с облегчением Мариша. – Значит, ты согласна, что завтра нам необходимо съездить в Новгород.

– Хорошо, – пробормотала я. – Завтра поедем. А кстати, ты знаешь фамилию сестры Елизаветы Михайловны?

– Угу, – пробормотала Мариша. – Не бойся. Твоя подруга все предусмотрела. Колокольчикова ее фамилия.

– Похоже, ты уже знаешь все, кроме фамилии того несчастного, который преследовал Семена, – сказала я. – Но у меня в голове не укладывается, как ты собираешься искать в архиве Новгорода это давно положенное на полку дело, если даже не знаешь фамилии главного обвиняемого.

– Говорила же я тебе, что нужно остаться в Пскове! – набросилась на меня Мариша. – Вместе с Татьяной мы бы как-нибудь нашли способ заглянуть в дело Семена, несмотря на то, что Жихарев тоже послал в архив своих людей.

Я молчала. Возразить было нечего. И я сгорала от стыда, что предпочла свидание с Делоном нашему общему с Маришей делу. Да еще явится ли этот Делон? Да и, если разобраться, зачем он мне вообще нужен? Но неожиданно раздался телефонный звонок и оторвал меня от мрачных мыслей.

– Иди, – сказала Мариша. – Твой красавец небось звонит.

Но она ошиблась. Звонил вовсе не Делон. Звонила моя подруга Юлька, та самая, на работе папы которой стоял факс.

– Слушай, Даша, – недоуменно сказала Юлька, забыв даже поздороваться, – мне только что звонил мой папа. Он уверяет, что ему час назад пришел факс на твое имя. Такое может быть?

– Может! – обрадовалась я. – Если это факс уголовного дела, то вполне может быть.

– Та-ак! – протянула подруга. – Опять что-то расследуете? Надеюсь, ничего опасного для жизни?

Я промолчала, а Юлька вздохнула.

– Ну ясно, – сказала наконец она. – Могла бы и не спрашивать. Ладно, позвоню сейчас папе и скажу, чтобы он взял полученное письмо домой. А то он, бедный, уже час сидит на работе и не знает, что ему с ним делать дальше.

– Лучше я сама позвоню, – сказала я. – И мы с ним сразу договоримся, где сможем сегодня встретиться, чтобы он передал мне бумаги.

– Ладно, – согласилась Юлька. – Но знаешь, ты в следующий раз, прежде чем пользоваться папиным факсом, сначала все-таки предупреждай его. А то он мне целый выговор сделал.

Я позвонила Юлькиному отцу на работу. И, как ни странно, мне он ни словом не заикнулся о своем недовольстве. Даже наоборот, мне показалось, что он рад избавиться наконец от странной бумаги. Мы договорились с ним, что Мариша будет ждать его через сорок минут возле Парка Победы.

– А ты сиди дома и жди звонка от Делона, – велела мне Мариша, уходя. – Может быть, я насчет него и ошибаюсь. И от него будет хоть какая-то польза.

Но она не ошиблась. Мариша съездила, получила от Юлькиного отца факс, вернулась обратно, а от Делона не было ни слуха ни духа.

– Видишь! – обрадовалась Мариша. – Я же тебе говорила, что он очень необязательный и ненадежный тип.

Я кивнула. За последние полтора часа у меня было достаточно времени, чтобы переосмыслить свое отношение к жизни. И свое отношение к Делону, в частности. Теперь я была полностью солидарна с мнением Мариши. И, избавившись от разногласий, мы склонились к письму, полученному от Татьяны из Пскова. Это не было уголовное дело все целиком. В начале своего послания Татьяна писала:

«Дорогие девочки, я очень рада, что могу прислать вам это письмо уже сегодня. По счастливой случайности, тетка одной из моих постоянных пациенток работает в том самом архиве. И она помогла мне проникнуть в него уже сегодня. Но взять с собой уголовное дело не получилось. Она сказала, что завтра из Главка намечается какая-то ревизия. И что ей специально позвонили, чтобы она привела все дела в порядок. Так что она позволила мне лишь пролистать дело моего брата. Но главное я сумела запомнить. Фамилия того человека, который преследовал в свое время Семена, в деле не указана. Но зато есть фамилия того мальчика, который скончался в результате несчастного случая. Его фамилия Ковальчук. Игорь Ковальчук. Думаю, что и у его отца была та же фамилия. Кстати, в деле был указан их адрес. Я уже наведалась туда и опросила соседей. Но ни о каких Ковальчуках там не слышали. Должно быть, они съехали тогда же, больше двадцати лет назад. Желаю вам удачи. Татьяна».

– В самом деле удачно вышло, что она раздобыла дело уже сегодня, – сказала я. – Завтра бы ей фиг чего обломилось. Уверена, что эта ревизия, о которой твердила тетка из архива, и есть человек Жихарева.

– Угу, – кивнула Мариша. – Жаль, фотографии старшего Ковальчука нет.

– Далась тебе эта фотография! – возмутилась я.

– А как, по-твоему, мы сможем его вычислить и поймать? – сердито спросила Мариша. – И потом, если он задумал отомстить Семену – Михаилу за смерть своего сына, то не ограничится убийством одного Михаила. Он попытается добраться и до сестер Цветиковых. Конечно, пока они сидят дома, они в относительной безопасности. Но не будут же они там сидеть всю жизнь.

– Слушай, тут все говорят об отце этого погибшего мальчика, – сказала я. – А о его матери ни слова. Ее что, у ребенка вообще не было?

– Можно позвонить Татьяне и узнать, – сказала Мариша. – Заодно и поблагодарим ее за оперативность.

Мы позвонили Татьяне в Псков. Она оказалась дома и очень обрадовалась, что ее факс благополучно дошел до нас. Но на вопрос о матери погибшего мальчика она надолго задумалась.

– Я не уверена, но мне кажется, что матери во время аварии в автобусе не было, – сказала она. – Поэтому она и в деле не фигурирует.

– А потом? – спросила я. – Потом она вас угрозами, по примеру своего мужа, не преследовала?

– Нет, – ответила Татьяна. – И вот почему. Я теперь вспомнила: когда Ковальчук звонил Семену в очередной раз с проклятиями, к телефону подошла я. И я помню, что Ковальчук упомянул, что Семен не только убил его сына, но и почти погубил жену. Что она сошла с ума или что-то в этом роде. Во всяком случае, после случившегося она была тяжело больна, попала в больницу, и врачи опасались за ее рассудок.

– Жуткая история, – вздохнула я.

– И не говорите, – согласилась Татьяна. – И хотя все это коснулось не меня лично, но мне страшно даже вспомнить о том времени. А что чувствовал мой брат! Он ужасно терзался угрызениями совести. Знаете, он даже пытался наложить на себя руки. Кричал, что не хочет жить, что приносит людям одни страдания и беды. Нам в тот раз с трудом удалось его успокоить.

– Да, ужасно, – согласилась я. – И конечно, звонки этого Ковальчука постоянно напоминали Семену о его пусть и невольном, но все же преступлении.

– Мне даже страшно подумать, что Ковальчук все-таки добрался до Семена, – заплакала Татьяна. – И теперь подбирается к его дочерям.

Мне стоило немалых усилий, чтобы успокоить женщину. Пришлось даже раскрыть карты и сказать, что ее племянницы пока в относительной безопасности, сидят у себя дома.

– Все равно, – всхлипнула Татьяна. – Завтра же попрошу отпуск на работе. И поеду к ним. Я должна быть уверена, что с ними все будет в порядке.

На этом наш разговор и закончился. Я посидела некоторое время возле телефона. И неожиданно мне в голову пришла мысль, что Карина с Варей могут и не знать о существовании у них родной тетки. Даже наверняка не знают. Ведь Катерина Николаевна вскользь упомянула, что Михаил сказал, будто он круглый сирота. Очень разумный ход для человека, который решил полностью порвать со своим прошлым.

Ну и ладно, пусть приезд Татьяны будет для девочек приятным сюрпризом. Только нужно их предупредить об этом сюрпризе. А то еще станется, что напуганные нами с Маришей девчонки не пустят родную тетку и на порог. Сделав такой вывод, я набрала телефон квартиры Цветиковых. К телефону подошла Варя. И я сказала, что завтра вечером или в крайнем случае послезавтра к ним приедет их родная тетка. Сестра их погибшего папочки, которую нам удалось разыскать.

– Ваш адрес ей дали мы, – сказала я. – Она очень славная женщина. Вам понравится. И она очень любила вашего отца.

– Пусть приезжает, – согласилась Варя. – Вместе нам будет легче пережить случившееся.

– А как мама? – спросила я у девушки. – Ее не отпустили?

– Нет, она все еще в изоляторе временного содержания, – сказала Варя. – Мы наняли адвоката, он подал прошение об изменении меры пресечения на подписку о невыезде, но пока ничего неизвестно. Там есть один противный следователь, он говорит, что в этом деле ему еще многое неясно. В общем, тянет время, как может.

– Ну что там? – спросила Мариша, вернувшаяся из кухни, где готовила ужин. – Узнала что-нибудь новенькое?

– Светлана до сих пор в тюрьме, – сказала я и потянула носом.

По квартире разливался въедливый запах чего-то горелого. Вдобавок из кухни следом за Маришей вполз какой-то подозрительно сизый дымок.

– Мариша! – завопила я, бросаясь на кухню. – Что это? Пожар?

Мариша кинулась за мной следом с криком:

– Да успокойся ты! Подумаешь, мясо немного подгорело.

Я ворвалась в кухню и замерла на месте с открытым ртом. Окно в кухне было распахнуто на обе створки, вытяжка гудела изо всех сил, но тем не менее ни холодному осеннему воздуху, ни немецкой технике было не под силу сразу справиться с дымом, который получился от одного-единственного куска мяса, лежащего на противне в мойке. Верней, куском мяса это было до того, как Мариша взялась приготовить из него жаркое. Сейчас это был просто черный кусок угля.

– Немного подгорело, – выдохнула я. – Да оно же все черное! Как ты могла допустить такое? Ты что, не чувствовала дыма? Ты что, заснула тут?

Мариша, не отвечая, возилась у мойки, пытаясь отодрать кусок угольно-черного мяса от железа, к которому оно прилипло намертво.

– Мариша! – требовательно повторила я. – Как это получилось?

– Ну, задремала чуток, – призналась Мариша. – Думаешь, легко сидеть за баранкой почти девять часов? И выехали мы чуть свет. Ты-то всю дорогу дрыхла, а я вела машину.

– Так какого лешего ты вызвалась готовить ужин? – рассердилась я. – Я бы сама все приготовила. Так нет же! Ворчала, что мою стряпню даже вечно голодные животные в зоопарке есть не станут.

Мариша молча отковыривала прилипший кусок мяса. Насколько я помнила, это был довольно внушительный окорок килограмма на два. Сейчас он уменьшился в размерах наполовину. Остаток вечера мы провели, счищая обгоревшую корку с нашего ужина. К тому времени, когда мы ее всю ободрали и выкинули, дым развеялся. И мы смогли приступить к ужину. Пахнущего дымком мяса осталось всего два небольших, с ладонь, кусочка. И на том спасибо. На гарнир я достала банку консервированных овощей, и мы смогли наконец поесть и лечь спать.