Раненый город

— Слушай ты, бык! Где ты там был? Улицу или село, свое подразделение, имя командира своего назови!

— Хватит болтать! Выпил лишнего, так помалкивай!

— Я к тебе еще раз обращаюсь: скажи где, в какой части фронта, в каком подразделении или отряде ты находился, имя своего командира назови!

— А там что, еще и фронт был?

— Был! А как иначе до таких, как ты, уродов, молдавская армия не дошла? До Тирасполя хоть доезжал или в Одессе у б…дей под юбками от звонка до звонка спецназил?

— Ах ты, поц, сейчас ты у меня получишь…

Мордатый парень сунул ему в голову кулак. Эдик, повернувшись на сиденье и резко подавшись вперед, как умел, нанес ему удар прямо в сытое, наглое рыло. Раздался звериный, злобный визг, и рослое существо на заднем сиденье, откинувшись было назад, подскочило и принялось яростно наносить в замкнутом объеме удары. Цели они не достигали.

— Эй, что вы делаете, мотайте вон отсюда! — завопил водитель, резко затормозив.

— Ублюдок, село или имя командира назови!

Рычание. Парень выскочил из остановившейся машины, рванув, открыл переднюю дверь и ударил Эдика ногой, норовя попасть повыше, в лицо. Тот ответил ему тычком ноги в бедро.

— Что вы делаете, машину хоть пожалейте, — закричал водитель.

Правда, чем водитель виноват. Поддавшись этому доводу, он в злобе вылетел из двери и тут же получил новый удар ногой. Вцепившись в эту ногу, вместе с потерявшим равновесие противником свалился на землю. Поднимаясь, ему удалось дать дубленочной морде в рыло еще раз. Но тот был ловок, и сильного удара опять не получилось. Они схватились у обочины драться, но противник оказался сильнее, тяжелее его и, судя по всему, занимался каким-то спортом. На каждый удар он отвечал двумя тяжелыми ударами. По корпусу, закрытому одеждой, было не страшно, но попадало и в лицо. Состояние было такое, что все равно.

— Где ты, сука, отсиживался, назови! Костьми лягу, а тебя изуродую, — хрипел он, не отпуская мордатого.

Рядом засигналила машина — сначала одна, потом другая. Дылда, ошарашенный такой ненавистью и оберегая от попаданий рожу, необходимую ему для каких-то других целей, заорал:

— Да пропади ты пропадом, сумасшедший, еще убью тебя тут, — и кинулся бежать.

Он так ничего и никого не назвал, «герой спецназа». Опять дала сигнал машина. Водитель, который, оказывается, не уехал, приоткрыл дверцу и крикнул:

— Садись, а то еще в ментовку попадешь!

Эдик, утираясь, сел.

Водитель тронул с места и, уже отъехав далеко, спросил:

— Ну и зачем тебе это надо было?

— Да не надо мне это было вовсе, извини. Не сдержался просто. Как стрельнуло, так словно Матросов на дот. Каков ублюдок попался! А говорок какой блатной!

— Ну и что? Промолчать не мог?

— Ненавижу! Вот сволочь! Куртку еще мне порвал…

— Нервы попридержи. Или быстро сойдешь с дистанции. Один в поле не воин.

«Копейка» остановилась.

— Прощай, тебе выходить.

— Прощай. И… э… ты извини. Я правда не нарочно. Деньги-то я тебе дал? Уже не помню…

— Да пошел ты на хрен со своими деньгами! Расслабься, все в порядке. Эй! Постой! Богом тебя прошу, не ввязывайся так больше. Тут полно этих мурчащих и фарцовщиков приблатненных. Все воевали — правда, по-разному…

— Хорошо. Запомню. Чудный городок!

Эдик вышел из машины, но, прежде чем захлопнуть дверь, вспомнил и снова наклонился к водителю.

— Знаешь, когда-то я сам одному «афганцу», из настоящих, тоже такую чушь лепетал. Про то, как там воевал. Хотя не был я там и не знал ни хрена. Вот что печально. Он мне в морду за это не дал. А зря. Надо было. Такие вещи спускать нельзя.

— Так если бы все давали! А так один за всех не передаешь. Самого забьют только.

— Я и говорю, чудный городок!

— Не хуже прочих.

У остановки стояли автобусы. Но он почему-то пошел не к ним, а на Куликово поле. Здесь, на брусчатке, раньше проводили парады, а сейчас холодный ветер гнал по площади начавшую падать с неба мелкую снежную пыль. На севере и востоке отсюда, за снеговыми тучами, между ним и Российской Федерацией, где он родился и которую больше всех остальных расколовшихся льдин теперь почитал своей родиной, пролегала еще одна граница. От этого в душе становилось ещё тошнее. Он понимал, что эту границу непросто будет перейти. Со смертью Светланы рассыпалась та новая судьба, которую он было нарисовал себе. Но он все равно не хотел возвращаться на родину нищим и побитым. Значит, что-то надо будет придумать. И здесь, в Украине, какое-то время придется жить.