Раненый город

Я соглашаюсь. Конечно, подыхать! Хотя, если честно говорить, вряд ли. Тяжело раненного быстро не утянешь! Хорошо, если осколками поцарапало, вложило памяти про кайф войны. Этим ночные «маневры» и плохи. Результаты, как правило, пшик, а риска много. Стерегли, но проспали их! Была бы занята траншея, по которой они треснули, — прощай, Родина, сиди, командир, сочиняй донесение о потерях и думай, что написать в письме-похоронке.

Выяснив детали, идем отдыхать. Располагаемся на устроенном Славиком ложе из натащенных из разных домов и квартир подушек и одеял, набросанных в углублении при входе в подвал с безопасной стороны дома. Обычно я избегаю чужих тряпок. Кое у кого из наших были замечены вши. И еще злее донимают обычные блохи. Оставшись без любимых ими кошек и собак, они кусают нас. Все ноги погрызены. Вообще-то чего только не встретишь на прогретой южным солнцем земле! Тут и уховертки, и противные многоножки. Бодро спешат куда-то запечные в северных широтах тараканы… Но Лешка со Славиком бдят, вытряхивают и меняют свою ветошь. Ночью можно отдохнуть от дневного пота и ощущения липкости на теле везде, где только может прилипнуть одежда. От выпивки настроение приподнятое и все вокруг кажется лучше, чем есть на самом деле. Над головой горят звезды. Такими яркими в нормальном, мирном городе звезды не увидишь, их блеск теряется в свете окон и уличных фонарей. А здесь даже редкие осветительные ракеты не рассеивают ленту млечного пути. Они быстро сгорают — и мириады миров снова во всей красе! На неровном куске неба над головой видна Малая Медведица, с которой я в детстве постоянно путал Стожары. Если привстать, то видны и указывающие на Полярную Звезду звезды-стрелки Большой Медведицы. А вон Кассиопея и Дракон! «Горят над нами, горят, помрачая рассудок, бриллиантовые дороги в темное время суток»… Старый «Нау». К ситуации и открывающемуся на небо виду очень уместно. И вдруг прямо над головой, неприятно сверкая в глаза, исчеркивая резкими тенями двор, загорается новая ракета. Опустив взгляд и не желая уходить от возвышенного в неприятные мелочи, изрекаю:

Вставай!
Свой камень в чашу тьмы
Рассвет
Уже метнул — и звезд на небе нет.
Гляди!
Восходный Ловчий полонил
В силок лучей дворцовый минарет!

— Ты где это минарет нашел? Все вместе с треклятым турком Бендером, как белены объелись! Куда ни пойдут, вечно несут бредятину! У одного — командная чесотка, у второго — в башке царь, у третьего — фиалки… И вот на тебе, еще один на мою голову Шахеревзад приперся, — фыркает Ханурик.

«Треклятый Бендер» и «командная чесотка» — это он о как-то не в меру раскомандовавшемся над ним Али-Паше. Фиалки — бесспорный намек на нордически сентиментального Семзениса. Не знал, что Славик злопамятен, так долго дуется!

— Полегче на поворотах! Наш командир — не турок! Он полутурок. А наполовину второй половины, если ему верить, француз.

— Точно. Мама турчанка дала ребеночку имя Али, а у папы француза Гофрен была фамилия!

— Цыц! Не сметь чернить моего командира! И потом, про минарет — это не я. Это Омар Хайям в переводе Фитцджеральда. И у этого стиха есть продолжение:

Неверный призрак утра в небе гас,
Когда во сне я внял призывный глас:
«В кабак, друзья! Пусть бьет вино ключом,
Пока ключ жизни не иссяк для нас»!

— О! Это уже ближе к делу… Ну, если обещаете сидеть тихо, схожу я к Бабаю, повключаюсь…

— Да, конечно, Славик, сходи. Задача у нас нулевая, отдохнуть можешь, — по-приятельски отзывается Гриншпун. И Ханурик уходит.

Нулевые задачи — это, конечно, хорошо. Но солдат предполагает, а неизвестность располагает…

— Как, думаешь, завтрашний день сложится? Тихо будет или с приключениями?

— Да вот как ты спросил, так и будет. Какие-то молдавские части уйдут, свои пушки заберут. Тут бы и стать тише, да вместо них на передовую залезут пьяные волонтеры с самыми злыми нациками, которые перемирием недовольны. А их командование большинству своих банд помешать не сможет. Поэтому снайперов и внезапных обстрелов завтра будем крепко стеречься…

— А! Я и сам так же думаю…

Ну вот, в перспективах определились, теперь можно расслабиться…

21

— Завидую я тебе, Леша! Ты — в Москве, вольная птица! А меня угораздило после армии вернуться в Молдавию, за год до начала разборок! Понятно, связывало с ней многое, но ведь мог бы подумать, к чему идет…

Гриншпун попыхивает сигаретой и слушает, вставляя по ходу моих душевных излияний реплики.

— Думаешь, в Москве у меня проблем мало? Жизнь она везде, кляча, одинакова!