Раненый город

— В чем-то ты прав, Леша, но с такими людьми, как у нас, и с ополченцами, и с казаками, можно и нужно было наступать. Хотя бы ради того, чтоб город не разбивать. Только для этого, кроме дисциплины, нужны еще техника и по-настоящему военная организация. Обеспечивает их, как я понимаю, не низовое командирское звено. Те самые должны обеспечивать, чьи действия ты на простые ошибки списываешь. Мы с Сержем по этому поводу больше на предательство думаем! Началось бы нормальное планирование, прибыли бы артиллерия с бронетехникой, сам увидел бы, как дисциплина и дух подтянулись! Выбили бы мулей с румынами из Бендер, как пробку, и по Кишиневу пропечатали шаг ровным строем!

— Да перестаньте вы! Не то опять, как вчера, поругаетесь! Если бы да кабы… Тошно! Лучше байки травите! — ругается Витовт.

— А я что?! Я не хочу из-за политики ссориться! Серж, ты хочешь?

— У-у.

— Так, может, про свой Афган расскажешь?

— Не хочу.

— А ты, Алексей? Ты ж у нас почти гусар, а круче них врать не могут даже пожарники!

27

— Почему врать? Разное бывает… Не только на войне, но и в самое обычное время. Например, у нас, в Ногинске, сразу троих убило током. В самоволке напились и полезли обратно в часть через забор. Но по ошибке влезли на соседнюю подстанцию. Справили нужду на трансформатор — и тю-тю…

— Сразу трех? Не верю!

— Чему не веришь? Дураки, они ведь хватаются не только за свой член, но и друг за друга!

— Это здесь неактуально! — угрюмо заявляет Серж.

Действительно, неактуально. Город на нашей стороне обесточен. А в Ленинском микрорайоне, где нет разрушений и обрывов кабелей, свет есть. И пьяные молдавские вояки, которые днем отсыпаются там, а ночью стреляют, живут с недостижимым для нас комфортом. Сама мысль об этом вызывает раздражение.

— Так ты в Ногинске служил? А когда? — спрашиваю Гриншпуна я.

— Давно. В восемьдесят пятом, в частях связи.

— А я в том же гарнизоне был с весны восемьдесят шестого до лета восемьдесят седьмого! Не слышал тогда об этой истории. Скажу тебе так: смерть, даже глупая, — это не смешно. Было смешно, когда на бытовом газе подорвался капитан Моргунов. Пришел вечером пьяный с охоты, поставил чайник, включил газ, забыл его поджечь, лег и заснул. Утром проснулся и пошел на кухню снова ставить чайник. Шарахнуло так, что стены упали в разные стороны и сверху на него рухнул потолок. Но капитанская черепушка оказалась крепче, и сотрясаться под ней было уже нечему. Успешно выжил, и вся часть ржала. Как же, герой Афгана, орденоносец, подорвался на собственной мине!

Друзья лениво молчат. Сейчас разбредемся в стороны и будем маяться скукой в одиночестве. А это еще хуже. Продолжаю рассказывать.

— Я тогда жалел времени, потерянного в армии. В календаре дни протыкал, считал, сколько до дембеля осталось. А теперь думаю: какое беззаботное время было! Чего страдал? В нашем полку было три батальона: рексы,[39] обслуживания и автобат. Я попал в одну из рот батальона обслуживания. Ближнее Подмосковье, не глушь, а кругом все равно замполиты и алкоголизм. Учений не было ни разу. Вместо них хозработы, стройки, политзанятия. Иногда выходы на стрельбище, строевая и надевание химзащиты. Комбатом был подполковник Лыковский, по прозвищу Лыко. У него в штабе стоял огроменный несгораемый шкаф, который прозвали «Лыкино счастье». В нем за бумагами хранились разные водочки и наливки. Лыко сам уже не помнил, сколько и чего туда запихал. Не мог выпить всех подношений физически. Дежурный по штабу, Шарецкий, упорный и хитрый был белорус. Полгода убил на то, чтобы подобрать к этому шкафу ключ. Подобрал-таки и в кочерыжку спился.

Начальником штаба у Лыки был майор Крайнов по кличке Краник. У Краника было две любимые истории, которые он всем рассказывал: одна — как его в столовой у котлов шарахнуло триста восемьдесят вольт, а вторая — как он с комбатом и замполитом батальона Ясиневым ехали на машине с охоты и на ходу пили водку. На очередной брудершафт машина влетела в кювет и перевернулась. Раскатились они в разные стороны, и начштаба на голову упала миска с винегретом. Лыко и Ясинев, как увидали Краника в винегрете, спьяну решили, что из него мозги лезут. Вызвали скорую помощь. Диспетчерская скорой, будь она неладна, дала сообщение в милицию… Милиция приехала раньше комендатуры и ВАИ. В общем, насилу от ментов троица отмазалась… А Ясинева все за глаза звали просто Синий. Он, бывало, на подъем, к шести утра, черный, как заспиртованная гадюка, ползет в часть. Но не шатается! Кроме перегара такого, что с трех метров на выдохе кого угодно уложит в лоск, признаков нету. Рыщет по части, и, кого ни увидит, сразу вопль: «Стоять! Ко мне!» Солдат бегом к нему, докладывает, из какого он батальона, роты. Синий же его не слушает вовсе. С места в карьер орет: «Пшел на х… отсюда, пока я тебе трое суток не вдолбал!» Зачем человека подзывал, спрашивается? Непонятно… И не дай бог тут оправдываться, надо сразу говорить «Есть!», и быстро линять, иначе будет уже пять суток! И назубок всех помнил, кому аресты объявлял. Строго на «губу» сажали…