Раненый город

Теперь остается ждать. Скоро солнце поднимется в зенит и начнет уходить на запад, ярко освещая источенные пулями стены наших общаг. Но при этом какое-то время будет оставаться темной глубина. Националисты будут вынуждены стрелять не по вспышкам наших выстрелов, которые скроет свет, не по силуэтам, которые будут ещё невидимы в глубине, а стандартно, целясь в правую часть оконных проемов, куда и будут попадать прямо по контрастной линии. Тогда у меня появится преимущество. В обращении с оружием я — левша и поэтому стреляю из-за других простенков. То, что для Димы было бы сейчас затруднительно, для меня, наоборот, привычно.

Наши временные выгоды быстро растают, но не нарушать же самым наглым образом приказ. Обычно мули ожиданий не обманывают. Они начинают интенсивно стрелять как раз в это время, отоспавшись за утро, пока солнце освещает глубину их окон. Им бы выждать чуть-чуть, но они никогда не ждут. Потому что думают не о нас, а о самих себе, о том, какие они козырные и как метко стреляют. Каждая новая их смена попадается на эту удочку, начиная перестрелку в невыгодных для себя условиях освещения, которых они никак не могут понять. Им все кажется, что, как солнце перестало светить в глаза, сразу наступила малина! Ан нет, домнулы[43] незваные, есть еще контраст, который продолжает прятать нас и наши вспышки!

Ждать надо так, чтобы не засорять голову мыслями о том, где появится враг. Лучше действовать по обстановке, чем по надуманному представлению о противнике. Оно с действительностью не совпадет. Накрутив себя, будешь глядеть в пустое место, рискуя получить плюху с другой стороны.

Дима и его напарник снова тянутся за картами, приглашают к игре. Садимся. Почти бездумная игра не мешает остро воспринимать окружающее. Пробитые стены с обвалившейся штукатуркой. Стойкий, не выветривающийся запах гари. Кто не вынужден чувствовать его постоянно, не представляет, как он противен. Россыпи углей и гильз. Тут же валяются сплющенные от рикошетов стреляные пули, обрывки ветоши и грязных бинтов. Словом, обстановка, свидетельствующая об успешном переходе от развитого социализма к коммунизму.

30

Татакают первые очереди. По коридору летит знакомый свист. Смотрю за направлением теней и на часы. Серый осторожно идет к наблюдателям. Скоро он возвращается и, подмигивая, бросает мне тяжелую, теплую еще пулю. Пулемет Калашникова! С четвертого этажа общаги на Кавриаго. Ох, неравнодушен я к пулеметному огню! С самого первого дня неравнодушен. Тянущее чувство возникает в груди. И какого черта я в это снова ввязался?! Не трус вроде, но не дурак ли? И тут же в голове выщелкивает: «Трус, трус белорус на войну собрался, как услышал пулемет — сразу обосрался!» Разозлившись, давлю начавшуюся в душе панику.

Минуты через три по нашему выщербленному фасаду трещит еще одна длинная очередь. Я уже успокоился. В самом деле, с чего это я вообразил, что будем иметь дело только с автоматчиками? Хуже было бы, если б начали из автоматов, а машинку приберегли на потом! Достоевский и Серый знаками показывают: после третьего соло начинаем спектакль. Надеваем каски. Выполняя повелительное движение Серого, напяливаем броники. Выносим в коридор пулемет и проверяем готовность оружия к бою. Лязгает крышка ствольной коробки, принимая в нутро ленту. К окнам не спешим. И так, закроешь глаза — все в памяти, как на ладони. Молчание — еще одна воспитанная войной привычка. Речь в шуме перестрелки ненадежна, а жест однозначен, виден лишь в нужную сторону и сразу. Язык жестов ставит на положенное ему место крик как общую команду или сигнал тревоги. Изготовились наблюдатели на самом верху и на лестнице связной. Вот кому придется кричать и кого нельзя глушить своими бестолковыми воплями. Он будет передавать нам, что происходит вокруг.

Снова очередь! На этот раз на нее отвечают коротким треском автомата соседи справа. Четвертая пулеметная очередь летит уже туда. Соседи взрывают остатки тишины россыпью выстрелов. Тут же в два-три голоса начинают стучать молдавские автоматы. В паузах слышу одиночные хлопки. Вот что они затеяли! Из винтовок вычисляют под перестрелку! Серый и его бойцы рядом с нами готовятся держать этих «снайперов». От лестницы летят вопли связного:

— Пятый, угловое справа, винтарь! Левый дом, пятый, второе слева, движуха, винтарь!!!