Раненый в лесу

– Едва я перебрался через дорогу, как почувствовал, будто с цепи сорвался. Честное слово, мне хотелось удрать. – Он рассмеялся, покрутил головой. – Где-то здесь недалеко живет ваша мать, да?

– Недалеко, – ответил Коралл, – километров тридцать…

– Под Бялой, я помню, мы там оружие принимали. Отсюда надо бы взять прямо на север, через дорогу и дальше лесом. Я хорошо ориентируюсь. Тридцать километров… до ночи вы могли бы пройти…

– Мог бы, – сказал Коралл, посмотрев на часы. – Полвосьмого. Ветряк уже на месте, в городе…

Мацек ехидно смеется. Развалившись на мху, он раскинул руки, прикрыл глаза, подставив лицо солнцу, загорелые щеки вздрагивают от хохота.

Неожиданно Мацек садится. Он опять весь в тени, резко, рельефно очерченный светом, на его лице обычное детское любопытство.

– Венява не заговорил?

– Он все еще без сознания.

– Ничего он не скажет.

– Временами он как будто понимает, что ему говоришь, только не может произнести ни слова.

– Или не хочет.

– Почему? Что ты плетешь? Почему не хочет?

Мацек пожал плечами.

– У нас был как-то связной; приехал вместе с Априлюсом, первого апреля. Первый раз, честное слово, первый раз я видел такое… – Короткий смешок. – Хромой с ним разделался.

Коралл видит шефа как живого, за столом, в лесной сторожке, расставившего локти на карте, в солнечных пылинках, рядом с Венявой.

– Как разделался? – спрашивает он Мацека.

– В расход пустил… Сначала я ничего не понимал, меня словно заколдовали. Другие тоже лежали на этой поляне, и ничего, никто и глазом моргнуть не успел. Сперва слышу – выстрел. Я лежал в сторонке, в кустах; смотрю, а этот, новый, прет прямо на меня; не успел я опомниться – второй выстрел. Честное слово, тогда я первый раз увидел, как смерть на человека налетает, он был шагах в пяти от меня, я видел его глаза в тот момент.

Мацек замолчал, откинул голову, воспоминание исказило его лицо. Потом он добавил:

– Хромой в конце поляны еще целился из винтовки…

– А почему он это сделал?

Мацек передвинулся в тень, глаза его снова весело заблестели.

– Это был первоклассный номер. Он сам привез себе смертный приговор. Зашифрованный приказ ликвидировать его, как доносчика.

– Так, ясно, – сказал Коралл. – Я ничего об этом не слышал.

– До вашего прихода в отряд у нас всякое бывало.

– Но при чем тут Венява? Почему ты сказал, что он не хочет передать приказ?

Мацек пожал плечами.

– Долго он еще протянет? Как вы думаете?

– Не знаю. Если мы его перевезем в больницу…

– Вот именно. Здесь – дело пропащее. Я так думаю: если на тот свет собрался, до приказов ли ему?… Вряд ли…

– Вот ты о чем… Есть такие, что никогда о приказах не помнят, – Коралл посмотрел на Мацека и добавил: – Говорят, люди не любят уносить с собой тайны.

Мацек потянулся.

– Интересно, что с человеком творится перед смертью?

– Что значит – перед смертью?

– Ну, когда он получит свою порцию свинца. Он небось соображает, что ему конец. О чем он тогда думает? Черт побери, это ведь как сигнал тревоги, самой настоящей тревоги. Это может тянуться долго, как у Венявы, или одну секунду, но дело-то не во времени. Что при этом чувствуют, черт побери? Только боль?

– Это длится всего одно мгновение, – замечает Коралл. Он не смотрит на Мацека, думая: «Храбрец, а с этим примириться не можешь. А кто может?» Коралл поднимает глаза, встречает растерянный взгляд, замечает по-детски пухлые щеки.

– Не морочь себе голову.

Мацек вздрогнул. Коралла тоже словно током ударило. Мацек вызывающе усмехается.

– Я следил за Венявой. Он в сознании… – убежденно говорит Мацек.

– Ты уверен? – спокойно спрашивает Коралл.

Солнце снова заливает Мацека; его голос расплывается в этом маслянистом блеске, медленно сочится сквозь нагретый воздух.

– Я бы предпочел быть в сознании до конца. Разве только…

Слова Мацека заглушает длинная очередь.

Коралл вскочил.

– В деревне…

Тишина заполняет лес.

– Из автомата врезали, – говорит Мацек. Он поднялся и прислушался.

– Это в деревне, – повторяет Коралл.

На краю перелеска Коралла ослепил солнечный блеск, он зажмурился и, чувствуя легкую дурноту, скользнул в тень, опустился на колени за развилистую корягу, на грязный песок, усыпанный чешуйками коры.

– Они уже здесь, – сказал Мацек. Лежа, не меняя положения, он подал Кораллу бинокль. – За мостом.

Коралл сначала увидел пулемет, раскорячившийся на треножнике над придорожным рвом напротив моста, хищно нацеленный узким хоботком ствола на лес, прямо на них. Солнце зажигает искры в полированном металле. Во рву Коралл видит двух солдат: один лежит на откосе, в черной пилотке, надвинутой низко на лоб, в черном мундире с зелеными петлицами, расстегнутом на шее и на груди, другой сидит на камне, подняв колени.

– УПА, – говорит Коралл.

– Сукины дети, даже не маскируются, – с горечью произносит Мацек. – Была бы винтовка – снял бы гада!

– Здесь и немцы, – добавляет Коралл.

У овина посреди деревни он видит жандарма с винтовкой, подвешенной по-охотничьи – дулом вперед. Жандарм стоит, расставив ноги, лицом к стене.

– На велосипедах приехали, – вслух размышляет Мацек.