Раневская, что вы себе позволяете?!

Наконец пришел день первого прогона — это когда после репетиций отдельных сцен спектакль играется полностью, сцена за сценой, акт за актом. Еще не в костюмах и даже не на сцене — в вестибюле. Для всех стало очевидно: спектакля еще нет. Но миссис Сэвидж уже была. Уже была та главная героиня, которую писал драматург: любящая жизнь и своих детей, любящая людей.

Этот первый образ главной героини, возникший в день первого прогона, будет разительно отличаться от того, который раскроется перед зрителями в тридцатом по счету спектакле. Но и тот не будет последним, окончательным. Как призналась сама Раневская: «По-настоящему я начинаю играть тогда, когда пьесу уже пора снимать».

Ошибочно будет полагать, что Раневская ухватилась за эту пьесу, так как видела в ней шанс только для себя. Нет, пьеса изобиловала героями, раскрыть которых было чрезвычайно трудно, свое мастерство должен был проявить каждый актер.

Например, тот же главный врач клиники… Как сыграть его, чтобы показать, что он любит своих пациентов, переживает за каждого, но одновременно он — требовательный и знающий врач, одновременно — хозяин здесь над всеми и каждым.

Все пациенты больницы — сумасшедшие люди. Вот женщина, она потеряла сына, но до сих пор не верит в это. Она носит с собой куклу, уверяя всех, что это ее ребенок. Как на сцене доказать зрителю, что ты действительно видишь в неживом скрутке с куклой настоящего, живого, своего ребенка?

Фаина Георгиевна очень переживала за игру каждого актера.

Она знала, что великие мастера сцены порой приезжали в небольшие провинциальные спектакли и там играли, играли прекрасно, а ведь их партнерами были на тот момент вот такие провинциальные актеры, чей уровень мастерства был на порядок ниже. Как же они, мэтры, играли? Как удавалось им не фальшивить?

На этот вопрос ответ подсказал Завадский: есть мастера сцены, которые слушают не реплику партнера, а свою собственную, произнесенную в уме. Иными словами, такой актер играет целиком весь спектакль в своей собственной голове, все роли сразу, вслух произнося только свои реплики в положенном месте. Для него актеры, которые не соответствуют интонации, эмоциональности, атмосфере спектакля, являются лишь как бы звуковым сигналом. Иначе говоря, он играет без партнера.

Но Фаина Раневская так играть не могла. Она жила на сцене и ожидала ответной жизни от своих партнеров. Она мягко, осторожно пыталась подсказать, подтолкнуть актера-партнера к тому пониманию его роли, как видела сама. Чтобы весь спектакль превратился в резонанс ответных реакций.

3. Между смехом и слезами

Американские актеры играли эту пьесу как комедию, даже как фарс. В постановке американского режиссера очень много действий, какими должен, по трактовке Бродвейских мастеров, изобиловать смешной спектакль: бросаются подушками, выхватывают друг у друга бумаги, кусаются и дерутся. Но пьеса в таком виде не пошла — первый сезон не принес ей успеха на Бродвее, и она была снята. Раневская понимала, почему так произошло: сумасшествие — болезнь. Над болезнью нельзя смеяться открыто и зло. Если и есть комичность ситуаций, то они должны вызвать смех добрый, участливый. Иными словами, Фаина Георгиевна увидела в пьесе трагикомедию. И поэтому очень многие эксцентричные места, как те же укусы и драки, из пьесы убрали.

У героини Раневской, миссис Сэвидж, жизнь по-настоящему трагедийна. Эта женщина, во-первых, потеряла любимого мужа, с которым прожила счастливую жизнь. Эта женщина, во-вторых, стала матерью детей, которые не понимают и не хотят понять ее, они буквально ее ненавидят. Через этих детей, как через самое близкое к миссис Сэвидж, подступает к ней весь внешний мир: непонимающий и жестокий. Дети для нее становятся олицетворением жестокой реальности, где нет места любви к ближнему, где во главу угла ставят деньги и власть, где забыты благородство, честь, достоинство.

Кроме этого, трагедия героини Раневской и в том, что она пытается изменить этот мир, творя добро. И это ее христианское желание объявляется сумасшествием.

Мне кажется, вы сейчас поняли, почему эта роль стала такой близкой для Раневской. Разве же это не она сама? Разве в миссис Сэвидж не проступает сама Фаина Раневская с ее истовым желанием сделать этот мир хоть чуточку лучше, неся в него настоящее искусство? Разве сама Раневская не видела истинную суть окружавшей ее действительности?

Раневская раскрывает образ героини, которая жила счастливо со своим мужем, отдавая ему всю себя, исполняя его желания, и не задумывалась никогда о внешнем проявлении мира. И вот мужа не стало — теперь ей самой пришлось столкнуться с тем, что называется реализацией собственных желаний. Ради чего жить? Что можно изменить? В этом заключается основная трагедия миссис Сэвидж: она нашла для себя выход, но нашла его слишком поздно — на закате своей жизни. Но здесь наступает черед очередной трагедии — ей не дают ничего делать, ее запирают в сумасшедшем доме.