Раневская, которая плюнула в вечность

Революционный пафос спектакля безнадежно устарел. Поэтому Завадский решил коренным образом переосмыслить идею драмы. Как раз в это время с новой силой разворачивалось движение коммунистических субботников, вот режиссер и хотел все как бы перенастроить, пустить революционный пыл не на свержение правительства меньшевиков, а на созидательный труд. Пьеса была немного переписана, подправлена. Но еще до окончания работы над ней драматурга Завадский решил начать репетиции отдельных сцен, чтобы посмотреть, как оно будет и куда покатится.

Он кратко, в самых общих чертах обрисовал свое видение пьесы и тут же предложил сыграть одну сцену. Ну, например, все герои берут всякие метлы-веники-грабли и направляются с осветленными лицами на субботник.

Начали.

Фаина Раневская чуть задумалась и стала топтаться на месте. Потом она начала как-то бесцельно бродить по сцене, медленно приближаться к актерам и отдаляться от них.

Завадский наблюдал за всей группой. Кажется, общий план получался неплохим. Потом его взгляд сосредоточился на Раневской.

– Манька! Э-э-э, Фаина Георгиевна, что вы делаете?!

– А таки шо вы прикажете мне делать? – не смогла или не захотела выйти из образа Раневская.

А ведь и вправду: что ей было делать? Не может же Манька-спекулянтка схватить метлу и, задрав юбку, бежать за комсомолом! Она же – отрицательный образ.

– Что вы топчетесь? – закричал Юрий Завадский. – Черт возьми! Вы портите весь мой замысел постановки!

– О! – продолжила Раневская голосом и тоном Маньки-спекулянтки. – То-то я гляжу, что в говно вляпалась!

Завадский побагровел от натуги, надулся и выкрикнул оглушительно:

– Вон из тетра! – Он с пафосом указал рукой на дверь.

– Вон из искусства! – криком на крик ответила Раневская и так же пафосно указала на ту же дверь.

Завадский соскочил со сцены и убежал.

Актеры давились смехом, но ждали и чего-то неприятного. Уж очень явным оказался выпад Раневской. Завадский не мог простить ей такого.

А ведь у него и в самом деле появилась проблема. Что делать с Манькой в пьесе? Перевоспитать? Это вряд ли. Спекулянток вполне хватает в реальной жизни. Оставить как есть? Тогда товарищи коммунисты спросят, почему нет идеологически верного, счастливого конца?

Юрий Завадский вернулся через несколько минут, уже успокоившись.

– В этой пьесе есть лишний персонаж. С ним ничего не получится, – начал он твердо. – Маньку-спекулянтку убираем. Нам никто не поверит, что спекулянты ходят на субботники. Все, не обсуждается!..

Никто и не обсуждал. Это была не та постановка, которая не уходит из репертуара, собирает толпы у билетных киосков. Завадский ставил спектакль, рассчитанный «на праздник». Ему жить, самое большое, три-четыре года. Хорошо, если он будет показываться пару раз за сезон.

Да, какими бы ни были отношения, так сказать, на публике у Фаины Раневской и Юрия Завадского, где-то в глубине души они испытывали и симпатию друг к другу. У них было самое главное – понимание. Мне кажется, Юрий Завадский прекрасно осознавал, что хочет от него Раневская, почему подшучивает. Она тянула его к самым вершинам, требовала от режиссера настоящей работы, противилась халтуре.

Завадскому далеко не всегда удавалось этого добиться. Большей частью из-за нехватки времени. На него часто давили сверху и требовали завершить постановку в срок, определенный начальством. К очередной знаменательной дате.

О человечности Завадского может говорить такой факт, который сыграл в жизни Раневской исключительную роль. Речь идет о спектакле «Странная миссис Сэвидж». Текст пьесы передали Фаине Раневской для ознакомления.

Переводчица сказала, что в этом спектакле роль миссис Сэвидж, то ли нормальной, то ли полусумасшедшей старухи, может и должна стать главной в жизни Раневской. Фаина Георгиевна стала читать и поняла, что переводчица сказала правду.

Через несколько дней она пришла к Юрию Завадскому с текстом пьесы и заявила:

– Это нужно ставить!..

Юрий Завадский взглянул на заглавие. Он слышал об этой пьесе, знал, что она уже идет за рубежом.

– Но кому, Фаина Георгиевна? Все заняты.

К тому времени театр вырос, здесь работали уже три режиссера.

– Я знаю, – вынуждена была согласиться Раневская. – Но когда?

– Как только кто станет чуть свободнее. У каждого – по два спектакля. Потерпите, дорогая, – пообещал Завадский.

Фаина Раневская успокоилась. Можно и подождать.

Но спустя некоторое время она узнает неприятнейшую новость. Оказывается, иной перевод этой же пьесы появился в другом театре. Конечно, к тому времени всякие нормы и правила были установлены. Если перевод пьесы сделан, передан в театр и запущен в работу, то никто более не имел права ее ставить. Это четко отслеживали в министерстве. Но «конкуренты» еще не начали делать спектакль!

Раневская опять побежала к Завадскому и рассказала все как есть.

Юрий Александрович принял решение почти мгновенно и заявил:

– Завтра начинаем работать. Пусть ставит режиссер…

– Но он же занят? – удивилась Раневская, зная, что у этого человека действительно находятся в работе два спектакля.