Ранней весной (сборник)

Коля был маленьким и тщедушным. Я помню: сумка с провизией или туго набитый ученический портфель казались ему немалой тяжестью, и он поминутно перекладывал ношу из руки в руку. Я бы нисколько не удивился, услышав о самом невероятном его подвиге. Его беспечной дерзости хватило бы на любое отважное деяние. Но рассказ раненого поразил меня: то, что сделал Николай, было сверх его физической силы.

Иначе сложилась судьба Бориса. Он прошел до конца весь беспримерный путь русского солдата. Убитый под Ельней, он воскрес под Молодечно. Он брал Варшаву и, оплаканный матерью в дни штурма Кенигсберга, прислал ей весть из-под Кюстрина. Четырежды раненный, дважды контуженный, дважды объявленный погибшим, он брал Берлин, и не его вина, если он не был в числе тех, кто поднял знамя над горящим рейхстагом.

Я думал, что скоро свижусь со своим другом. Но Борис не приехал. Пришло лишь его коротенькое письмо:

«…по годам отслужился я в армии. Думал домой ехать, да почуял, что не вышел срок моей службы. Что того, что Гитлер сдох в Берлине, когда Франко еще живет в Испании, когда мировой фашизм не очистил планеты от своего присутствия. Знаю, знаю, что погибли Павлик и Колька не для того, чтобы мир по-старому висел между правдой и ложью, между добром и злом. Помню, как говорил Павлик, что хочет быть солдатом до самой последней войны. А я немного иначе скажу: останусь солдатом, чтобы не было больше войн на земле. Этому мы все должны служить, как каждый умеет… Было нас четверо, осталось двое, так постараемся жить правильно и по-хорошему, и за себя, и за них…»

1945

Связист Васильев

— Прикажите, — сказал связист, приземистый человек, и встал.

— Не лезьте вы, — грубо обрезал его начальник связи и повернулся к лежащему на нарах человеку с мотком провода на плече: — Товарищ Потапов, по насыпи оборвалась связь. Там все пристреляно. Действуйте.

Потапов вскочил с нар, взял свой инструмент и вышел. Полный связист сел, достал из кармана чистый платок и стал вытирать мокрое лицо. Он только что вернулся из очередного, девятого за этот бой, «рейса» и был весь потный. Даже белый от природы, но бурый от грязи комбинезон, надетый поверх формы, был пропитан потом.

Вытираясь, связист вдруг заметил, что один его рукав порван в пройме. Пуля прошла под мышкой. Он осмотрел всю остальную одежду.

Маскировочный халат был разорван на спине осколком мины. Одна штанина висела клочьями. На нем были желтые горные ботинки и шерстяные, домашней вязки, чулки.

— Пощупали вас, — сказал начальник связи, отрываясь от телефона.

Полный связист смущенно улыбнулся.

— Три смерти рядом прошли…

Это был трудный день для связистов. Связь рвалась более десяти раз. Вначале ее порвали КВ, выходившие на рубеж атаки, затем ее рвали немецкие снаряды, валившие столбы и деревья, через которые шла проволока.

Было потеряно уже три человека к моменту, когда оборвалась связь в самом трудном месте — на железнодорожной насыпи, которая находилась под контролем немецких стрелков, засевших на опушке леса. Телефонный кабель соединял командира полка с командиром передового отряда, ломавшего немецкую оборону. Связь оборвалась на самой насыпи, и первая попытка восстановить ее кончилась гибелью связиста. Он даже не успел взобраться на насыпь. Он выглянул из-за насыпи, чтобы приноровиться к месту, спрятался, снова выглянул — и сник. Видимо, пуля поразила его в лоб. Он медленно сполз по снегу, цепляя землю мертвыми руками…

— Товарищ начальник связи, — сказал боец, заглядывая в землянку. — Потапов у насыпи.

Начальник связи откашлялся и, словно пробуя голос, начал тихонько звать:

— Роза… Роза… говорит Пурга… слушай, говорит Пурга…

Я вышел из землянки. Командир полка и политрук в бинокли следили за связистом. Все произошло очень быстро и просто. Он вскарабкался на насыпь, пополз, делая сильные движения руками и волоча ноги, чтобы тело не поднималось над землей. Затем он почему-то перестал ползти и лежал совсем тихо. Я поймал себя на том, что говорю: «Ну же!» — но связист оставался недвижим, и я не сразу понял, когда политрук, отняв бинокль от глаз, проговорил:

— Готов, — и нервно, торопливо, просыпая табак, стал скручивать папиросу.

Вслед за командиром полка я вернулся в землянку.

— Так будет связь или нет, товарищ старший лейтенант? — резко спросил командир полка.

Начальник связи растерянно поглядел на него.

Командир полка ждал. Начальник связи колебался.

— Товарищ Васильев, — сказал он тихо. — По насыпи оборвалась связь… — и отвернулся к стене.

Полный связист вскочил, взял каску двумя руками, поправил войлочный обруч и надел на голову.

— Жаль Потапова, — говорил он самому себе, в то время как его быстрые полные руки ощупывали одежду, пояс с инструментом, моток проволоки и кобуру. — Хороший был человек, правильный…

Когда начальник связи назвал имя полного связиста, я понял, почему он с такой неохотой отдал приказание. Васильев был лучшим связистом дивизии, «королем связи», как его называли, и понятно, что послать такого человека на место, где только что сложили головы двое, было делом нелегким.