Ранняя осень. Повести и этюды о природе

«Ну, чем ни сиамские близнецы?» — спрашивал я себя, глядя на гордо вознесшуюся в белое безмолвие осину и хилую ель, в своем страстном порыве «убежать» от коварной соседки даже чуть сгорбившуюся.

Но уж ни что не поможет теперь молодой елке вырваться из плена. Навек соединены между собой сиамские — столь не схожие — близнецы.

Чудо ранней весны

В Москве последняя неделя февраля была по-апрельски слякотной. С продымленного неба косо летели снежные хлопья, подгоняемые промозглым ветром, и тотчас таяли, таяли, едва касались мокрого асфальта.

Чтобы продлить чуть-чуть зиму, решил я отправиться деньков на десять под Рязань.

Дом отдыха стоял на крутояре над закованной в ледяной панцирь Окой, с трех сторон окруженный древним сосновым бором. Здесь все вокруг тонуло в упругих снежных сугробах, отбрасывающих звонкие тени. Московская оттепель совсем не коснулась здешних мест.

Приехал в Красный бор под вечер, розовый от морозного заката. Комнату мне отвели на втором этаже. Переступил порог и на миг-другой прикрыл ладонью глаза. Горячо, в упор уставилось на меня неуемно огромное солнце.

Поставив в угол чемодан, подошел к окну. И тут увидел свисавшую с крыши многопудовую сосулищу, так похожую на друзу горного хрусталя.

Самой длинной своей пикой громадина эта, игравшая всеми цветами радуги, едва не касалась перил крошечного балкончика. Налившееся жгучей багровостью солнце с мечтательной неспешностью спускалось к дальнему березнячку на той стороне Оки, и на висевшей за окном «люстре» трепетно вспыхивали все новые и новые хрусталинки.

Простоял у окна до тех пор, пока огненный шар не скрылся за лиловой — как бы размытой и зыбкой — полоской чернолесья.

Поутру, поднявшись с постели, первым делом направился к окну. Изморозью покрылась за ночь сосулища. Десятки причудливо острых висюлек мерцали, светясь изнутри холодной синевой.

Работая днем, я нет-нет да и поднимал взгляд от стола, чтобы глянуть на мартовское чудо.

К обеду начало пригревать, и по свисавшей с крыши сосулище заструилась змейками талая вода. С острых пик наперегонки срывались и падали вниз прозрачные тяжелые горошины.

Весь день светило солнце, а когда оно заглянуло ко мне в комнату, хрустальная люстра снова вся заполыхала рубинами и алмазами.

Около недели радовала меня чудо-люстра. И когда бы ни устремлял на нее взгляд, в ее ледяных подвесках, мнилось, загадочно сверкали отблески все новых и новых далеких созвездий.

Однажды после обеда отправился я на прогулку в бор, а вернулся когда в свою комнату, сосулищи за окном уже не было. Оказывается, рабочие, сбрасывая с крыши снег, сбили ломом прекрасное творение природы.

И на душе вдруг стало грустно. Грустно и тоскливо. До самого отъезда в Москву из тихой обители над Окой не покидало меня ощущение какой-то невозвратимой потери.

Следы невиданных птиц

Вчера весь день в голубой, потеплевшей выси плавилось ясное мартовское солнце. И с пудовой сосулищи, свисавшей с крыши над моим окном, вкось летели и летели обжигающе-огнистые искры.

А ночью завернул мороз, посорил снежком. Вышел утром в сквер погулять перед работой, а под ногами тоненько так ледок похрустывает. Березки же, клены и рябины стояли неузнаваемые.

Шагал не спеша по тропе, глядел влево, глядел вправо, и всюду одно и то же: со всех сторон меня окружали хрустальные деревья. И денек начался серый, как бы продымленный, а ветки на рябинках и березках так и горели, так и горели радужными огоньками. Стоило же дунуть ветерку и по роще проносился тихий малиновый звон.

«Ну, ну! — подивился я, останавливаясь. — Вот тебе и наяву сказочный хрустальный лес».

Тут меня кто-то дернул за рукав. Оглянулся, а это соседский Петька. Он всегда по дороге в школу делает крюк, чтобы пробежать сквером.

— Дядя Витя, — вполголоса зачастил Петька, — послушайте… И вправду, как серебряные колокольцы звенят!

Кивнул я Петьке. Подумал: «Славный растет человек этот соседский Петька! Всего лишь во второй класс ходит, а природу… не всякий взрослый понимает ее так, как он».

Нагнулся, застегнул Петькино пальтишко на верхнюю пуговицу и негромко так присвистнул. Вся круглая Петькина рожица расцвела в просяных веснушках.

«Теперь уж не миновать весне, — сказал я себе, не зная чему радуясь. — Раз у Петюшки появились веснушки, значит, конец скоро снегу!»

А Петька в это время вздохнул, поморгал длинными, точно щеточки, ресницами.

— Ладно уж, пойду я, — сказал он. — А то на первый урок опоздаю.

Через полчаса и я вернулся домой. В полдень ко мне в комнату нежданно-негаданно ворвался Петька.

— Извините, пожалуйста, — сказал он взволнованно и серьезно. И покашлял в кулак. Точно так же делал его отец — шофер автобазы, когда начинал волноваться.

— Выкладывай, что у тебя там за пожар? — спросил я Петьку.

— Из школы, дядя Витя, я тоже через сквер… Прохожу через сквер и что, думаете, вижу? А вижу я следы. Много-много разных следов на снегу. Я таких никогда в жизни еще не видел!

Петька снова кашлянул в лиловато-пунцовый кулак. Добавил: