Ранние беседы. Дикие гуси и вода

Раджниш, я не саньясинка, в ашрам приехала ненадолго. Мне нравится то, что здесь происходит, но у меня есть вопрос, который я не могу не задать. В теории все замечательно, но из десятков саньясинов, с которыми я разговаривала, ни один не сказал, что он нашел путь, совершенствуется и уверен в том, что однажды сможет встать на ноги.

Мне кажется, твои саньясины впали в большую зависимость от тебя и ашрама. Пока они здесь, им хорошо, но стоит им уехать, и они утрачивают почти всю пользу, а некоторым становится еще хуже, из-за разочарования. Как ты относишься к этой реальной ситуации? Ты готовишь саньясинов к тому времени, когда твоего ашрама больше не будет? Ты готовишь их к неизбежному будущему? Будущее существует. Большинство саньясинов проживут еще лет тридцать или сорок. Неужели они всю жизнь проведут в Пуне? Это вряд ли. Мне бы очень хотелось услышать твои комментарии.

Рами Гилбоа, некоторые вещи может понять только саньясин, потому что для их понимания требуется глубокая вовлеченность. Сторонний наблюдатель может в лучшем случае думать о них, не мысли это не чувства и не переживания.

Мышление - это очень бедный заменитель знания. Слепой человек может думать о свете, но не может познать его, потому что для такого познания нужно зрение. Глухой может думать и философствовать о музыке, но не может пережить ее, а без переживания музыки все его суждения о ней будут неправильными.

Рами, ты говоришь, что ты не саньясинка. Тогда тебе будет трудно понять меня. Я буду стараться изо всех сил, но я думаю, что ты все равно не сможешь понять меня.

Ты говоришь, что приехала в мой ашрам ненадолго. Это не то место, куда можно приехать ненадолго. Здесь надо делиться, любить, жить. Если ты сторонний наблюдатель, гость, который при всем этом еще и спешит, тогда ты непременно упустишь суть. И твой вопрос ясно показывает, что ты упустила суть, хотя сторонним наблюдателям и гостям будет трудно понять, где именно ты упустила суть.

Ты говоришь, что тебе нравится то, что здесь происходит. Но дело вовсе не в симпатиях и антипатиях. Ты либо участвуешь, либо не участвуешь. А всякое любование всегда предполагает дистанцию.

Любование не очень сильно отличается от критики, они оба осуществляются на определенном удалении. Критика отрицательна, а любование положительно, но расстояние одно и то же. Вы должны участвовать в таинстве. Вы должны стать частью процесса. Я напоминаю вам и особо подчеркиваю, что единственный способ понять -быть в процессе. Любящий знает любовь. Другие люди отмечают, что это хорошее чувство, но их оценки поверхностны, неизбежно поверхностны. Если вам действительно что-то нравится, вовлекитесь в это, покажите свое участие, станьте саньясином. Невозможно иначе показать свою симпатию.

Если вы любите кого-либо, то не можете просто давать положительные оценки. Вы увлечены им, думаете о нем. Саньяса это любовный роман, увлеченность, преданность. Так открывается совершенно новое понимание.

Ты говоришь, что тебе нравится моя работа. Но я здесь не работаю. Работой мы занимаемся в самую последнюю очередь. То, чем мы занимаемся, совсем нельзя называть работой. Я с состраданием отношусь к алкоголикам, но на дух не выношу трудоголиков. Трудоголики - самые докучливые люди в мире. Гитлер был трудоголиком, как и Сталин, как и Мао Цзэдун. Ни один алкоголик никогда не приносил людям столько же вреда.

Подумайте сами: если бы Гитлер, Сталин, Мао Цзэдун и подобные им люди были алкоголиками, человечеству было бы гораздо легче. Но они, к сожалению, были трудоголиками.

Гитлер был почти махатмой. Вы можете назвать его западным Ганди, потому что он очень похож на Г анди. Гитлер был вегетарианцем, строгим вегетарианцем. Он никогда не пил алкогольные напитки, не курил, не признавал кофе и чай. Это главные условия для признания махатмы.