Ранние формы религии

Пожалуй, в наиболее наглядной форме можно наблюдать этот процесс превращения животных «предков»-тотемов в человеческих предков рода у индейских племен Северо-Западной Америки; у них, правда, настоящий культ предков так и не сложился, но в связи с разложением материнского рода и переходом к патрилинейному роду дело шло к тому. У тлинкитов и их соседей, а также у квакиутлей еще сохранились представления о мифических предках родов, то с зооморфными, то с зоо-антропоморфными чертами; но у нутка и у береговых селишей человеческий предок уже как-то отделился от тотемического животного предка и на тотемических столбах изображались отдельно животные и люди-предки. Ю. П. Аверкиева, исследовавшая эти племена и их верования, считает возможным говорить здесь о «процессе антропоморфизации» предка и «о раздвоении представлений о тотеме». У племени белла-кула обнаруживается уже «тенденция к отделению предка человека от тотема с самого начала его появления на земле»; в мифах повествуется лишь о встрече предка с тотемным животным[343].

Можно привести аналогичные примеры и из верований народов Азии: например, вспомнить легендарномифические образы Буха-Нойон-бабая («быка-князя-отца») — прародителя бурятского народа, Огуз-хана («быка-князя») — прародителя туркмен и др. Наличие таких смешанных образов ничуть не снимает резкого различия между верой в тотемических предков — чисто мифологических персонажей, характерных для тотемических представлений средней ступени дикости, и образами умерших предков, реальных людей, почитаемых в эпоху патриархально-родового строя. Но это наличие смешанных форм заставляет поставить глубже вопрос об условиях перехода от смутно мифологических фантастических представлений о полуживотных прародителях к культу умерших родовых старейшин.

Ответ на этот вопрос будет в то же время и ответом на вопрос о происхождении культа семейно-родовых предков как определенной формы религии.

Вопреки распространенным идеалистическим концепциям для развития культа предков недостаточно было чисто идейных предпосылок — веры в душу или в мифических полуживотных прародителей. Обе эти группы представлений существовали уже на очень ранней стадии развития, но они сами по себе не приводили и не могли привести к обожествлению умерших членов рода их оставшимися в живых сородичами. Для того чтобы это обожествление стало возможным, необходимы были определенные общественные условия. Из всего того, что было сказано, ясно видно, в чем эти условия состояли: это был патриархально-родовой и патриархально-семейный строй, в котором родовые старейшины, старшие в роде и семье, пользуются огромным авторитетом. Этот патриархальный авторитет, почти неограниченная власть и родо- и домовладыки, порождающая в младших сородичах чувство страха и покорности, переносится в потусторонний мир. Умершие старейшины продолжают вызывать те же чувства страха и покорности. А унаследованный от прошлых эпох запас религиозно-мифологических представлений доставляет благодарный материал для идеологической обработки этих чувств страха и покорности. Складываются образы могучих и благодетельных духов, которые могут покровительствовать своим сородичам, охранять и опекать их, как они это делали при жизни, но зато и сами требуют почтения и материального обслуживания, как требовали этого и при жизни. Так складывается родовой умилостивительный культ предков. Этот культ обычно находится в руках родовых старшин, хранителей традиций, которые сами всем своим авторитетом его закрепляют и освящают.

Более ранняя форма родового культа, свойственная материнскому роду, — почитание семейно-родовых святынь и покровителей — тем и отличается принципиально от семейно-родового патриархального культа предков, что она не требовала для своего возникновения такого авторитетного положения родовых старшин: ведь не они были раньше объектом поклонения.

Образ духа — покровителя семьи и рода, воплощенный в родовом очаге или ином священном предмете, служит, подобно образу родового предка, символом семьи или рода, идеологическим цементом данной группы; фантастическим отражением семейно-родовой солидарности в сознании человека. В этой своей роли обе названные формы религии по существу сходны. Но культ предков содержит в себе, помимо этого, новый элемент: фантастическое отражение патриархальной власти родо-и домовладыки как следствие растущей социальной дифференциации.

Образ почитаемого предка поэтому не только сменяет собой более ранние мифологические образы тотемических прародителей и не только развивается из идеи души умершего, но в то же время представляет собой трансформацию идей семейно-родового гения-покровителя. Образ почитаемого предка, таким образом, есть с идеологической точки зрения, т. е. по своему содержанию, продукт контаминации трех первичных представлений: идей души умершего, тотемического прародителя и семейно-родового покровителя: