«Во время войны уголь является такой же важной частью национальной обороны, как оружие или что-либо другое – так почему же вы не позволяете работать нам, шахтерам?» – говорит один из демонстрантов в «Гордой долине». Британский киновед Чарлз Барр в своей книге о студии «Илинг» замечает, что эти слова мог произнести сам Майкл Болкон, заменив «уголь» на «кино», а «шахтеров» на «кинематографистов». Политика государства в конце 30-х была простой: закрытие киностудий как потенциальных объектов для бомбардировок; Болкону даже приходилось обращаться в официальные структуры с просьбами о разрешении снимать военное кино и финансовой помощи. Впоследствии, осознав приоритет мощного воздействия кинематографа на массы перед возможными потерями, власти смягчили контроль и стали сотрудничать со студиями: «Илинг» поставлял короткометражки для Министерства информации и других правительственных органов, в титрах «Конвоя» (Convoy
, 1940) Пена Теннисона приведен длинный список официальных имен, который станет привычным атрибутом подобных картин. Projecting Britain and British character в то время означало эффективную пропаганду военно-патриотических идей: не утрачивая развлекательного начала, эти фильмы должны были убедить нацию в том, что London can take it.Глава третья,
в которой «Илинг» видит сон длиной в десять лет
O dear, is this another war picture?
«Испытательный срок»
«Родственные узы» Диккинсона заканчиваются титром: «Эта история вымышлена, но урок, которому она учит, реален и жизненно важен». После выхода этого фильма на экраны лорд Аланбрук, главный военный советник Уинстона Черчилля, руководивший в 1940 году эвакуацией войск из Дюнкерка, сказал режиссёру, что верит в то, что «Родственные узы» спасут пятьдесят тысяч жизней. Фильмы «Илинга» времен войны содержали благородный посыл, но неизбежная ориентация на пропаганду снижала их эстетическую ценность. Крепко привязанные к общественным процессам, охватившим Англию, ленты учили, воодушевляли, поднимали важные проблемы, но ограничивали воображение творца: предсказуемо, они сыграли в истории кино менее существенную роль, чем классический послевоенный «Илинг», в котором социальная значимость уступила место фантазии.
«Но в 1943-м году маленький островок постигло несчастье. <…> Это были не бомбы Гитлера и не сигналы армии захватчиков, а кое-что гораздо, гораздо более страшное… Виски кончилось». Так начинается комедия Александра Маккендрика «Виски по горло!» (Whisky Galore!
): за окном 1949 год, «Илинг» едва ли не впервые иронизирует над военной темой. Впрочем, еще шестью годами ранее Клайв Брук – актёр, снимавшийся на студии до 1940 года – начал свою первую режиссёрскую работу «Испытательный срок» манифестом против реалистичности, пропаганды и других отличительных черт военного кинематографа. Его фильм открывается документальными кадрами боевых действий, после чего диктор произносит уникальную для 1944 года фразу: «О Боже, неужели еще одна картина о войне?» – и включает отсчет восьмидесяти минут беззаботного веселья, напрямую не связанного с происходящим вне зала кинотеатра. Ближе к финалу «Испытательного срока» зрителя ждал еще один дефицит начала 40-х – игривый эпизод сна. Брук ненамного опередил студию «Илинг», для которой окончание Второй мировой станет началом лучшего десятилетия в ее истории – закольцованного двумя шедеврами, имеющими непосредственное отношение к иллюзорно-сновиденческой природе кино.«Мертвая ночь» (Dead of Night
, 1945) – это пять шагов в бреду для персонажа Мервина Джонса, который приезжает в загородный особняк и встречает там компанию незнакомцев, которых он уже якобы видел в этом же месте и в этом составе. Пока он пытается разобраться в этом дежа вю, каждый из присутствующих в комнате рассказывает по одной истории со сверхъестественным содержанием. Когда заканчивается последняя, происходит то ужасное событие, которое предчувствовал герой – и мир превращается в сюрреалистический кошмар, из которого нет выхода. «Мертвая ночь» состоит из пяти новелл, снятых четырьмя ведущими режиссёрами Болкона, причем, если для Кавальканти это предпоследний илинговский фильм, то Чарлз Крайтон здесь впервые обращается к комедийному материалу, а Роберт Хэймер впервые указывается в титрах как режиссёр – единственный альманах в истории студии находится на перекрестке вчерашнего и завтрашнего «Илинга» и включает второму зеленый свет.