В комедии «Без единой улики» (1988) Шерлок Холмс впервые появляется на экране в виде тени на стене, в очертаниях которой легко угадываются знаменитые шляпа и трубка. В течение нескольких минут режиссёр Том Эберхардт совершает отвлекающий маневр: сначала старательно воссоздает знакомый литературный архетип, а затем переворачивает его вверх ногами, добиваясь неожиданного комического эффекта. Выясняется, что Холмс этого фильма – всего лишь подставное лицо, бабник и выпивоха, не отличающийся ни умом, ни сообразительностью, второсортный актёр, которого мудрый и проницательный доктор Ватсон нанял для того, чтобы поддерживать популярный среди читателей образ великого детектива. Большинству таких неортодоксальных трактовок самого экранизируемого литературного персонажа свойственны карикатурность и эксплуатационный подход к материалу: выжимая без остатка концепцию («Молодой Шерлок Холмс» – у Барри Левинсона, «Приключения умного брата Шерлока Холмса» – у Джина Уайлдера, и т.д.), эти занятные апокрифы не создают качественно нового, самодостаточного и убедительного мира; с ними можно ознакомиться из чистого любопытства, но вместе с финальными титрами они умирают. Редкое исключение – «Частная жизнь Шерлока Холмса» (1970), в которой предпосылка, связанная с несоответствием реального человека и вымышленного героя, решается совсем не так, как у Эберхардта. Легендарный сыщик, увиденный глазами Билли Уайлдера, является заложником стереотипа (и тоже должен носить соответствующую одежду, которая ему не очень нравится), но разница в том, что он не актёр, беззаботно играющий роль, а настоящий Шерлок Холмс, для которого это несоответствие идеалу – источник фрустраций. Это уникальная для мирового кино попытка показать живого, несовершенного человека за фасадом мифа о гениальной машине для расследования преступлений. Попытка предположить, каким мог бы быть Холмс в похожей на мир Артура Конан Дойла, но альтернативной реальности – реальности неопубликованных произведений Джона Ватсона, тех, в которых затрагивались случаи особо личного характера.
Уайлдер рассказывает о разочарованном романтике, о глубоко травмированном Холмсе, который не лишен изъянов: герой испытывает нездоровое пристрастие к семипроцентному раствору кокаина, далеко не виртуозно владеет игрой на скрипке и способен на проявления чувств, которые влекут за собой неизбежные ошибки. Собственно, в неудаче Холмса и заключается основной сюжет фильма: поддавшись эмоциям, великий детектив терпит интеллектуальное поражение. Холмс у Уайлдера – возможно, единственный Холмс в истории кино, который иронизирует над дедуктивным методом – то есть, над собой: «Я бы предположил, что кто-то использует коньки, если бы не подозрительное отсутствие льда в этой комнате». Но, несмотря на последовательную демифологизацию центрального образа и острое сатирическое начало некоторых сцен, «Частная жизнь Шерлока Холмса» вовсе не издевается над традицией – это не только смешная, но и очень грустная интерпретация, достойная оригинала. В этом фильме многое имеет обратную, скрытую от посторонних глаз сторону, и если завесу фабульных тайн режиссёр приподнимает, то главная загадка – сам Шерлок Холмс – так и остается нераскрытой. Захлопнув за собой дверь, Холмс уходит из фильма таким же интровертом, каким он в него вошел: один критик сравнил этого персонажа с Гретой Гарбо. Кажется, что Уайлдер намеренно избегает крупных планов главного героя, словно устанавливая минимально допустимое расстояние между зрителем и человеком на экране – даже в буквальном смысле, как расстояние от объектива камеры до лица актёра.