Ранние кинотексты (2000—2006)

Наброситься на недостатки текста, которые видны тут и там, – такая элементарная задача, что даже как-то неинтересно. Фильм с легкостью разбирается на составные части и с не меньшей легкостью собирается. И ведь не принято дробить общую протяженность текста на отдельные временные куски, и говорить, что вот здесь, мол, плохо, а там чуть дальше – вроде бы ничего. Но сам «Искусственный разум» подставляется под такое отношение к себе: границы между тремя главными сюжетными эпизодами становятся еще четче из-за упорной несовместимости этих эпизодов.

В первой части мы имеем дело с мелодрамой о мальчике-роботе, которого принимают к себе в семью родители, чей настоящий сын находится в коме. Любой, кто в детстве открывал рассказы Родари, а в юношестве – Азимова, легко просчитает наперед все, что будет происходить дальше. Робот Дэвид непременно захочет стать живым мальчиком, ничего нового Спилберг сказать и не пытается. Даже идея об этической ответственности за любовь роботов незаметно отходит на второй план оттого, что драматургически действие построено неравномерно: пережив экспозицию, мы сталкиваемся с целым рядом завязок. Подобное развитие сюжета с помощью сильнодействующих сцен создает настрой, который внезапно разрушается после очередной «завязки» (видимо, именно ее следует считать самой важной).

Понимая безвыходность создавшейся ситуации, главная героиня фильма, Моника, которую Дэвид считает своей настоящей мамой, отвозит мальчика-робота в лес: жить в семье он больше не может, а по возвращении на завод-изготовитель Дэвида тут же уничтожат. Отличная возможность изобразить преувеличенные эмоции, так свойственные первому отрезку «Искусственного разума» – Фрэнсес О’Коннор и молодое дарование Хэйли Джоэл Осмент здорово с ней справляются. Начинается второй эпизод: знакомство Дэвида с Жиголо Джо, их бегство от преследователей «нелегальных» роботов, поиски героями волшебной Голубой Феи, которая должна, просто обязана превратить механического робота в органическое существо. В отличие от ухабистой предыдущей части, эпизод под условным названием «Дэвид и Джо» вышел на удивление ровный. Сюжетный хронотоп, относящийся к лесу, в котором оставленный Дэвид находит друга, правильно использован в смысле сказочного построения сюжета: лес как граница между мирами часто используется в сказочных мотивах, а отлавливающие роботов мотоциклисты разъезжают на чем-то, отдаленно напоминающем механических волков – еще один подходящий мотив. Спилберг снимает сказку и прорабатывает ее с завидной скрупулезностью: лес, волки, Голубая Фея, Пиноккио и прочее (Доктор Знайка явно отсылает к источнику знаний, к которому обычно обращаются за советом – волшебному зеркалу, например) вполне вписываются в общее построение – но только второй части. То ли из-за полярности форм (сладкая футуристическая мелодраматичность сменилась грубым, чуть ли не постапокалиптическим пространством, отдающим дешевой фантастикой прошлых десятилетий), то ли из-за оборванных сюжетных линий, два эпизода, никак не могут преодолеть настойчивую отрешенность друг от друга. Они различны как по форме, так и по содержанию: сначала герои настойчиво давили из нас чувства, потом так же настойчиво перестали это делать, совершенно забыв о том, что должны что-то из себя представлять. Дэвид всю середину картины ходит с единственной фразой «Как мне найти Голубую Фею?», а Жиголо Джо в интересном исполнении Джуда Ло, к сожалению, вообще не позволили сделать ничего путного. Он так и остается всего лишь временным sidekick-ом Дэвида, который не меняет мальчика и не меняется под его воздействием. Согласитесь, маловато для второго по значимости персонажа. Разрозненные куски едины лишь в одном: и тот, и другой не способны представить своих героев такими, какими они должны перед нами представать в детской сказке. И в этом, пожалуй, главный минус картины: ее эмоции и чувства сродни центральному персонажу – искусственные, но очень-очень хотят быть настоящими.

Добивать беззащитный фильм не хочется. Финальная часть, которая происходит через две тысячи лет после предыдущих событий, вызвала недоумение даже у тех, кому более или менее понравилось все остальное. Зритель снова скачет по сценарным колдобинам, но теперь уже из катарсисов, которые следуют один за другим, один за другим – целая череда кульминаций и развязок в двадцати минутах. Происходящее на уровне фабулы в этом отрезке должно было быть больше всего из фильма похоже на нечто кубриковское, и в этом чувствуется что-то даже из «Космической одиссеи». Наверное, дело в комнате с кроватью. Не более того. Что ни говори, а Спилберг явно соединил фигурки не теми сторонами. Снова эпизод не стыкуется ни с чем, что было до него: режиссер словно начинает читать детям одну сказку, середину берет из другой, а заканчивает финалом третьей.