Ранние новеллы [Frühe Erzählungen]

Во время рассказа смех усиливается. Отдельные места вознаграждают бурные рукоплескания художников и гуманистов. Аплодирует и Фьора. Лоренцо отвлекся совершенно и с детским удовольствием слушает повествование. В конце истории в комнате воцаряется буйное веселье. Лоренцо от души смеется; художники держатся за животы. Внезапно, однако, рассказчик осекается, и резко наступает тишина.

Паж (выходит справа из-за портьеры и объявляет высоким, чистым голосом). Приор Сан-Марко.

Пауза.

Полициано (в ужасе, не веря своим ушам). Что ты такое говоришь, юноша?!

Паж (испугавшись). Приор Сан-Марко.

Тишина. Все взгляды, крайне растерянные, обращены на Лоренцо. Все разинули рты и изломали брови.

Лоренцо (пажу). Подойди поближе. Как тебя зовут?

Паж. Меня зовут Джентиле, милостивый государь.

Лоренцо. Джентиле… Чудесно. Теперь отойди, Джентиле, и снова вернись. Мне нравится на тебя смотреть, ты умеешь ходить. У тебя красивые бедра. Не двигайся… Альдобрандино, обрати внимание на эту линию. Вот, возьми кольцо, Джентиле, ибо ты доставил удовольствие моим глазам. А тот, о ком ты доложил, пусть заходит.

Полициано. Ты хочешь?..

Лоренцо. Я хочу.

Паж уходит. Воцаряется мертвая тишина. Портьера опять приподнимается. Бесцветный, скорбный, страстный профиль феррарца медленно движется в комнату. В обрамлении капюшона черной накидки, надетой поверх белой сутаны, он упрямо уродлив, этот профиль, и бешеной костлявой размашистостью являет пугающую противоположность малости и хилости фигуры. Между мощным крючковатым носом и узким граненым лбом глубокая прорезь. Утолщенные губы сомкнуты с некоей напряженностью, словно еще более выедающей серо-пепельные впадины на щеках. Сильно прорисованные, сросшиеся на переносице брови подняты вверх, вследствие чего лоб пересекают глубокие горизонтальные борозды, а маленьким, затененным истощением глазам сообщается выражение одновременно застылости и надрыва. От долгой быстрой ходьбы приор задыхается, хоть и пытается это скрыть. Руки его, пока еще под рукавами сутаны, словно из воска и, когда он их поднимает, дрожат. В голосе то слышится нервная робость, то он неизвестно откуда набирает яростную твердую силу. При появлении приора художники, предоставляя ему избыточное пространство, теснятся в глубину комнаты, сбиваются в кучку, хватают друг друга за руки, полуобернувшись, таращатся на монаха через плечо, наморщив брови и от отвращения, недоумения, страха выпятив губы. Так они постепенно поднимаются по ступеням и уходят налево в галерею, а с ними и гуманисты. Пико исчезает последним. Он еще бросает на группу из трех оставшихся в комнате человек любопытные взгляды и наконец, бесшумно ступая, удаляется.