Ранние рассветы

Они прошли не меньше четырех поворотов, прежде чем снова заговорили.

— Вообще-то ребята никакой активности тут не нашли. Но если твоя Сабрина просто так заблудилась в этих катакомбах, тоже ничего хорошего. Недосмотрит ещё и провалится куда-нибудь. — Он заметил смятение на лице Маши, мягко высвободил руку и коснулся её плеча. — Не бойся. Всё будет хорошо. Я ведь тоже заинтересован, чтобы с ней всё было хорошо.

Маша замерла у следующего разветвления пытаясь вспомнить, куда повернуть. Тёмные потеки у потолка, раскрошившийся кирпич у косяка — кажется, здесь. Снова комната с пустым бассейном. Она почувствовала, как сбивается дыхание. Хотелось достать кольцо из кармана, проверить, хоть и без того она ощущала, как давит закутанный в паутину потолок. Миф, впрочем, вёл себя спокойно, осматривал тёмные углы.

— Здесь вон туда, — указала она на двёрной проём.

Там свет фонаря стал как будто тусклее, он уходил вперёд на пару шагов, и Маше то и дело хотелось выставить перед собой руки, чтобы не уткнуться в стену. К своему удивлению она узнавала ободранные стены, сбитый косяк — до него дотронулась Сабрина, когда вела её сюда. Просто скользнула рукой.

— Объясни мне ещё раз, почему ты решила, что перед тобой — аномалия? — сквозь сжатые зубы поинтересовался Миф. — Ну, кроме того, что ты почувствовала какую-то потустороннюю жуть.

Маша устала объяснять, уже не находилось слов, но она послушно пожала плечами.

— Я знаю Сабрину, она бы никогда так себя не повела. Да и вообще, вот когда я убегала, почему она не побежала следом?

— Пошутила?

— Это какая-то дурацкая шутка, — пробормотала Маша в сторону. — Нет, она не могла. Она бы вышла уже, я знаю. Зачем ей всё это устраивать, бить приборы, ну зачем?

— Ясно.

Маша сама себе боялась признаться, что теперь ни в чём не уверена. Потому что нельзя описать словами ледяной ужас, который окатил её. «Возьми меня с собой». Она не могла ошибиться, не могла, не могла.

— Здесь? — спросил Миф, освещая очередной поворот.

— Да.

До комнаты оставалось не больше десятка шагов, когда Миф остановился. Он поводил фонарём, как будто искал тайнопись на стенах, оглянулся. Маша жалась к нему, потому что уже давно ощущала чужое враждебное присутствие за спиной. Светила туда — и не видела ничего, кроме облупившейся краски и комков паутины.

— Здесь? — спросил он снова, заставив Машу вздрогнуть.

— Да. Комната справа.

Миф преодолел оставшееся пространство парой прыжком. Маша едва успела за ним, но не могла не успеть — оставаться одной в темноте было страшно до ледяных муравьёв по коже.

Он взялся за косяк, осветил комнату, и бледное в искусственном свете лицо вдруг сделалось жестоким.

— Уходи отсюда! — рявкнул он на оторопевшую Машу. — Ну? На выход, быстро!

Почти ничего не соображая, она бросилась назад. Сердце колошматило в горле, норовя порвать тонкую кожу. В ногах вдруг проснулась холодная усталость, и в мельтешении перед глазами иногда выныривали стены, от которых каким-то чудом удавалось уворачиваться. В галерее пришлось притормозить, потому что каждый вздох жёг разодранную гортань. Но она шла, хоть и держалась рукой за стены.

У дверей чуть не упала на колени и поняла, что сил больше нет.

— Что же такое, — пробормотал Миф, явившись из пустоты и тишины через пару тяжёлых выдохов.

Он поднял Машу за талию и подтолкнул к дверям. Она подчинилась, как давно сломанные часы — надави на стрелку, и тикнет пару раз.

— Так, — говорил он жёстко. Маша не видела его лица. Она ничего не видела перед собой. — Возвращаемся в город. Ничего мы не сделаем. Возвращаемся, я сказал. Её отвезите домой.

На заднем сидении служебной машины она не спала — наблюдала за мельтешением огней и чувствовала, как непоправимо теряет что-то важное. Время, да. Блестящие ртутные шарики. Они всё дальше от больницы. Нужно толкнуть дверь и выйти. Автобусы, наверное, уже не ходят. Зачем ей автобусы?

Маша трясла головой, временно возвращая себе ясность мысли, и тут же снова впадала в полубред. Происходящее казалось кошмаром.

«Нужно забраться на крышу и прыгнуть», — серьёзно подумала она. — «Когда падаешь во сне, всегда просыпаешься у самой земли».

Маша посмотрела на проплывающие высотки.

«Надо назад. Жаль, автобусы уже не ходят. Пешком тяжело».

— Выпей чего-нибудь горячего и ложись спать, — сказала ей женщина в белом халате поверх формы. Кажется, это было у крыльца общежития.

Она не помнила, как добралась до комнаты, а там, не раздеваясь, рухнула на кровать. Казалось, что дверь откроется, и войдёт Сабрина. Скажет: «Быстро ложись спать, завтра вставать рано». Или ещё: «Графики ещё чертить, а уже поздно. Когда эта практика кончится».

Маша подняла голову: часы показывали полночь.

— Можно?

Она не поняла, откуда идёт голос, оглянулась на дверь: там стояла девушка в красном домашнем халате. Она заискивающе улыбнулась. Маша подумала, что нужно улыбнуться в ответ и не смогла.

— Прости, что так поздно. У тебя есть минутка?

Маша с трудом села на кровати, голова была тяжёлой и пустой — внутри только ветер.

— Проходи, — кивнула она и зажмурилась от боли.