Ранние стихи

А ливень лил как из ведра
    Клубничным джемом[1], но
В курятнике стоит жара,
    Молотят — прям гумно!
Два молодца — горят сердца —
    Тела их дышат паром.
Раскалывать старинный пень на жерди в птичник
им не лень —
    В минуту сто ударов[2].

Закончен труд — и вот покорно
Садится птичка на яички —
Но не хотят яиц с беконом[3]
Два парня. (Дивно непреклонны!)

    Она все оглядела,
    Чтоб видеть: яйца целы!
Потрогала соломку:
Не слишком она ломка?
Обошла домишко[4]:
Боясь, ах, нет ли мышки!
Затем решила сесть
Тихонько на насест,
    Сперва она поджала лапки.
Ведь катятся яйцо и время в старость,
    «И сладкое все меньше сладко»,
А мать украдкой выпускает чары[5]:
    Пусть каждый себя четко выражает[6],
Но как «убоги выраженья», —
    Сказал поэт, не все ль равно мне кто.
Кто ж он? Других вопросом озадачьте.
    Скажу, хоть факт сей и невзрачен,
    Что он парламентские пренья
    Не посещал, когда б иначе,
    Он быстро б изменил сужденья,
    По-совьи ухая, издав шипенье.
    Но его имя так прозрачно!
    Оно не ваше, не мое — вот что!

Ужасный выдался денек,
    (Цыпленок больше не вздохнет.)
Забрался перед смертью в стог.
Жизнь схлынула, ведь жизнь поток.
Он веселиться уж не мог,
Забыл и игры, и урок.
И разрывается на части
У парня[7] сердце от напасти.
    Стих голос: мука, боль и шок.

Так мы с билетом[8] ходим хмуро,
Ждем у дороги экипажа,
Смятенье, ужас, и поклажа,
И мысль о вечном доме — урне —
Всех нас гнетет. И вот вокзал —
Ты зря спешил, ты опоздал:
Последний поезд уж ушел[9].

Гипотезу о суициде некто
Вдруг выдвинул — все бурно обсуждали,
Сурово хмурил брови грустный лектор:
    «Его иглой проткнули, не кинжалом!»
Кричат и с пеной говорят у рта,
    Рыданье, плач и вздохов не сдержать,
«Как пенни к шиллингу, один как к ста,
    Он сам себя убил — невинна мать!» —
    Но этого не доказать,
    И тишину бежит взломать
Толпа детей, шумящая всегда.
    Они в слезах, они в печали,
    С недоброй вестью вдруг вбежали,
Сказать: стряслась еще одна беда
Нет, не глаза глядят — глазищи,
    И сердце[10] бьется звонко:
«Там курица безумно рыщет,
Убив еще цыпленка!»

Лэ, исполненные скорби № 2