— К Новому году что-то будет. Раньше не жди. У меня сейчас в голове вместо поэтических образов постоянная Планка маячит. На фоне принципа неопределённости Гейзенберга.
А вот это действует! Арнольда относит от меня, как нечистую силу от святого распятия.
Репетиция катится по давно проложенным рельсам. От нас отстают. Здорово я придумал Киру сюда привести. Для неё это в новинку, и никакие мажоры не откажутся пообщаться со звёздами даже второй величины. Подозреваю, это одна тусовка. Кира входит, как родная, и её принимают, как свою.
— Больше не клади мне руку на колено, — дышит на меня приятнейшим парфюмом девушка. — Было забавно, но чересчур странно.
— Что не так? — мы заранее договорились, ради эксперимента Кира согласилась.
— Не скажу твёрдо, что мне не нравится, но чувствовать себя чьей-то собственностью я не готова. Нет, никогда на это не соглашусь.
Внимательно на неё смотрю. Почему-то её лицо не вызывает устойчивой ассоциации со словом «красавица», но смотреть на него очень приятно. Даже вблизи.
— Ты понимаешь, что означают твои слова? — делаю паузу. — Ты только что сказала, что мы навсегда останемся друг у друга во френдзоне. И где-то там, в глубине, убеждение, что ни при каких условиях ты за меня замуж не выйдешь.
Кира расширяет глаза, и без того немаленькие.
— Да нет, я не предлагаю. Мне в ближайшие годы тупо невозможно жениться. Но ты заранее, так сказать, на дальних подступах к этому вопросу, закрываешь его.
— Это почему?
— Потому что моя жена, безусловно, будет моей собственностью. Без вариантов.
— Несовременный подход. Сейчас в тренде партнёрство, — заявляет, немного подумав.
— Значит, я — несовременный.
Просто сказать мало, надо сделать так, чтобы отбить охоту у собеседника развивать тему. А для верности сменить её.
— Ты блог завела?
— Ах, да! — Кира подскакивает, как ужаленная.
Когда снова падает на сиденье — в руках айфон, нацеленный на сцену. Проснулась. Одобряю. Хозяева возражать не будут, ни один артист не откажется от рекламы. От любой. Даже кривой надписи на заборе.
Покрутившись рядом со сценой, садится обратно.
— Как относишься к теории лунной аферы? Всё больше крепнет версия, что американцев на Луне не было.
Девушка удивляется:
— Маргиналы. Отвергают научно признанный факт, — вперяет в меня подозрительный взгляд. — Ты тоже в эту ересь веришь?
Примечательное слово использует: «ересь». В сочетании с «веришь». Что сразу переводит тему в разряд религиозных.
— Кирочка, у меня даже модуль такой в голове отсутствует. Ответственный за веру. Я не верю, что они туда высаживались. И я не верю, что их там не было. Могу знать или не знать. Дело совсем не в этом. Не о том ты говоришь.
— А о чём надо?
— Дискуссия в сети, насколько могу судить, кипит уже давно. С переменной силой и страстью, но уже много лет. Доходит? — обращаю к ней требовательный запрос.
— Что?
Не доходит. Придётся объяснять.
— Ты всё-таки не журналист, хотя и журфак закончила. Ты при виде горячей темы должна напрягаться, как голодный хищник при виде вкусного зайчика. Тема — горячая.
Вот сейчас доходит. В глазах всплывает понимание.
— Берись за неё. Внимание будет гарантировано, если ты сможешь взять на себя роль объективного модератора. Если сможешь обеспечить свой блог оригинальными материалами, приток посетителей станет возрастать.
Девушка задумывается, что-то прикидывает.
— Одной этой темы маловато будет. Нужна целая обойма. Подумай о науке в целом. Ты из МГУ, тебе и карты в руки. Наверняка многих уже знаешь.
Во время перерыва Кира запрягает меня сфотографировать её с музыкантами, с Камбурской.
— А вот тебе ещё одна новость, — говорю ей уже на улице. — Недавно Ломоносов, человек и памятник, стал свидетелем короткого, но кровавого побоища. Главное действующее лицо — перед тобой.
Выпячиваю грудь, задираю нос. Мы стоим у её автомобиля. Сегодня можно, алкоголя в программе не было.
Кира глядит на меня с подозрением.
— Рассказывай, кого убил и за что?
— Ты как-то сильно круто забираешь. Не, смертоубийства не было. Разбил лица трём перцам характерной национальности. Приставали к девчонкам-студенткам.
— Какой национальности? Дагестанцы?
— Нет. Вроде азербайджанцы. Хотя я — интернационалист, мне всё равно, кому морду бить. Лишь бы человек был нехороший. Но теперь я под следствием.
— Так ты ещё и уголовник? — хихикает девушка.
— Правда со мной интересно? — подмигиваю.
Садимся в машину, едем, Кира подбрасывает меня к Ленинским горам.
25 сентября, четверг, время 10:20.
Москва, отдел УВД по Гагаринскому району.
Кабинет следователя Скокова.
— Как закроем дэло? Што такое гаварыте, господын следовател? — вскрикивает сидящий напротив пожилой азербайджанец с седыми висками.
— Малчики пострадали, в болнице лежат, — продолжает горячиться азербайджанец. — И никто за это нэ ответит?
— Господин Гаджиев, — официальным голосом остужает горячность посетителя Скоков, — проведены все необходимые следственные действия. Привлекать виновного в травмах вашего сына и его друзей не вижу оснований…
— Как нэ видите⁈ — всплёскивает руками мужчина.