Добрался я, доехал и выяснил прелюбопытнейшую штуковину: день суда уже, оказывается, давно назначен — 2 июня, но сообщить мне об этом не было никакой возможности из-за… (ни за что не догадаетесь!) отсутствия конверта. Я, позорно демонстрируя мелочность, попытался выяснить судьбу моих родимых двух конвертов и понял из пояснений канцелярской девушки, что в суде существует как бы коммунистическая система: все поступающие с исками конверты складываются, так сказать, в общий котёл и используются по мере надобности, но так как надобность опережает количество поступающих конвертов, то и случаются вот такие безконвертные периоды-перерывы. Девушка-секретарь успокоила меня, что-де всё равно бы на мою долю какой-нибудь конверт позже нашёлся и тут же выписала и вручила мне повестку лично в руки, сэкономив таким образом своей конторе почтовые расходы. Естественно, возникает вопрос: а почему нельзя хотя бы истцов, кровно заинтересованных в судебном разбирательстве и вряд ли желающих уклониться от него, не приглашать за повесткой по телефону? Отпала бы, кстати, и проблема с уведомлениями о вручении, на которые у расейских судов и вовсе уж расходов не предусмотрено… Но — нет: законами и судебными правилами-регламентами не предусмотрено!
Как и предполагалось, на заседание суда 2-го июня ответчик не явился. Судья на этот раз был в полном смысле слова судья — по фамилии Чугунов и на вид очень строгий. «В полном смысле слова», значит — мужеска пола, мужик. Почему-то среди служителей Фемиды у нас львиную долю составляют представительницы слабого пола, так что человеку с филологическим образованием или без образования вовсе так и хочется, порой, вместо слова «судья» непроизвольно употребить некорректное «судьиха». И вообще, если вдуматься-вчитаться в сурово-величественную этимологию слова «судья» (суд — я!), то сразу становится ясно, что профессия-должность эта изначально — сугубо мужская. (Привет Марии Арбатовой и прочим упёртым феминисткам!)
Я надеялся, что суровый судья Чугунов немедленно задействует все рычаги судебно-процессуальной власти, дабы призвать нерадивого ответчика к порядку, однако ж грозный судья Чугунов вместо этого начал упрашивать меня сыграть роль курьера и самолично отнести-доставить повестку директору «Роспечати». Я от такого удивительного предложения вежливо, но твёрдо уклонился: после 26-ти унизительных походов в газетно-торговую контору, послуживших основанием для иска, согласитесь, странно было бы переться туда в 27-й раз и умолять г-на Маринина явиться в суд.
Заседание перенесли на неделю, и когда мы (уважаемый суд и упорный истец) 10-го опять и снова целый час напрасно прождали представителя «Роспечати», судья Чугунов обратился ко мне ну с совершенно неожиданным предложением: а не смогу ли я всё же сбегать и лично вручить повестку г-ну Маринину? Я только и нашёлся, что молча развести руками. Тогда судья Чугунов взялся за телефон, дозвонился-таки до «Роспечати» и приказал (вернее, конечно, попросил) явиться ответчика на следующий день к 9:00 в суд.
Не буду интриговать и томить читателя: на следующий день к 9-ти утра никакой ответчик ни в какой суд явиться и не подумал. Но зато, когда бедный судья Чугунов дозвонился до «Роспечати», ему на том конце провода пообещали прибыть-появиться к 14:00.
Увы! И это оказалось не более чем издевательская шутка. Тогда судья Чугунов решился всё же, рискнул, вспомнив содержание статьи 157-й тогдашнего ГПК, и открыл заседание суда. К слову, в новом Гражданском процессуальном кодексе этому чрезвычайно важному моменту в судебной практике посвящена уже целиком отдельная 22-я глава из 12-ти статей, которая так и называется — «Заочное производство». Открывающая её статья 233 «Основания для заочного производства» совершенно чётко регламентирует: