Рано или поздно

— Куриный суп, Элли. Поешь, это успокаивает. Вот французский хлеб и зеленый салат. Вино.

Он махнул рукой на столик, который украсил свежей льняной скатертью, фарфоровой и хрустальной посудой, великолепным столовым серебром и свежей розой в серебряной вазе.

— Приятного аппетита, Элли. — Слова прозвучали чрезвычайно искренне.

Элли подумала: «Судя по всему, культурный, образованный человек». Она вспомнила одно из золотых жизненных правил бабушки — при любых обстоятельствах проявлять хорошие манеры. Физически этого культуриста одолеть невозможно, что верно, то верно. А как насчет психологической игры? Прикинуться покорной, вежливой, милой и посмотреть, что получится.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Вы очень внимательны. Суп вкусно пахнет.

Бак прищурился и тонко улыбнулся под маской. Двадцать лет он дурил головы психиатрам, разгадать прием Элли ему не составило труда.

— Советую отведать его, это прибавит тебе сил. — Он вынул из кармана штопор и открыл вино.

— Почему вы так хорошо ко мне относитесь?

— А почему, как ты думаешь?

— На автостоянке вы меня ударили.

— Прости. У меня не было выбора. Ты бы добровольно не пошла.

— А вы ожидали чего-то другого? — Элли отчаянно пыталась унять дрожь в голосе. — Не зная, кто вы. Даже не видя вашего лица.

— Увидишь, когда придет время. А теперь поешь как следует..

Она проводила его взглядом до двери.

— Кто вы?

Бак остановился и повернул голову:

— Я твой друг, Элли. — Щелкнул замок.

Это было невыносимо. Она вскочила на ноги и забарабанила в дверь кулаками, закричала, нет, завыла от гнева и страха.

Слушая ее, Бак блаженствовал. Месть, хотя и неполная, все равно месть. Сладкая. Когда-то его заперла в клетку ее бабушка. Теперь он — Элли. Очередь внучки колотить в стену и выть. На сей раз тюремщик он.

Обессилев, Элли повалилась в кресло и уставилась на аппетитную еду. Ее больше не заботило, есть там отрава или нет. Она попробовала хлеб и чуть не подавилась. Кусок застрял в сухом горле. Элли пригубила вина, похлебала куриный суп, отправила в рот еще один кусочек хлеба и легла на постель. Помирать так помирать.

Время тащилось как черепаха. Смерть запаздывала. Элли вскочила и засновала по комнате. «Почему он не приходит? Как долго я здесь? Двое суток? Трое? Майя наверняка меня хватилась. Скоро приедет Дэн и сразу начнет разыскивать. Чан тоже поднимет шум, будет возмущаться, пытаться связаться со мной по телефону…»

Беспомощность приводила в бешенство. Она схватила хрустальный бокал и швырнула о стену. Он громко разбился на множество осколков. Вслед за ним отправились тарелки «Лимож». Элли ринулась к стенному шкафу. Одежда полетела на пол. Туда же — сексуальное белье из комода. Она яростно утрамбовала кучу ногами и под занавес залила вином белый атлас и кружева, глядя дикими глазами, как расплывается красное пятно. «Мой сон сбылся, на постель струится кровь, сейчас эта пучина меня поглотит…»

И она пронзительно закричала. Прибежал Бак. Посмотрел на разбитую посуду, на мокрую постель, на милые вещицы, которые он купил ей, желая сделать приятное. Охранники в санатории «Гудзон» сейчас узнали бы этот ледяной взгляд и импульсивно сжатые сильные пальцы.

Он двинулся к ней. Элли быстро шагнула назад, не отрывая глаз от маски. Еще шаг, и спина уперлась в стену. Бежать некуда. Он так близко, что она слышит дыхание, насыщенное запахом мяты.

Он схватил ее за грудь, плотно прижался к телу. Она почувствовала, как он дрожит от возбуждения.

— Нет. — Элли отвернула лицо в сторону. — Нет, нет, нет…

Из-за его спины она увидела приоткрытую дверь. Близость свободы придала сумасшедшую силу. Она присела, нырнула под его руку, схватила мучителя за ноги и дернула. Он растянулся во весь рост, Элли рванулась к двери. Он извернулся и поймал ее за штанину.

Сверкнула красивая серебряная вилка «Кристофле». В одно мгновение она очутилась у Элли, а в следующее вонзилась в мучителя. Он зарычал от боли и выпустил жертву.

Элли устремилась к выходу.

Мучитель оказался проворнее.

— Сука.

От удара Элли не рухнула замертво. Даже не пикнула. Просто сделала поворот на сто восемьдесят градусов и уперла в него взгляд.

Она смотрела так же, как ее бабушка. С ненавистью и отвращением. Презирая. Будто перед ней было последнее ничтожество.

Он поискал, чем бы ее связать. Выдернул вилку из настольной лампы и шнуром стянул Элли руки за спиной. Постоял, постоял и, глядя на нее, вынул из кармана нож.

Время замерло.

Звонко выскочило лезвие. Элли подумала, что сейчас умрет — и слава Богу. Но он только перерезал шнур.

Затем, тяжело дыша, медленно стянул с лица маску.

Ее изумление длилось не меньше минуты. Наконец она обрела дар речи.

— Эд Йенсен? Но почему? — Он молча вышел из комнаты. Дверь осталась открытой. Свобода. Но Элли не шелохнулась.

«Зачем он это сделал? Зачем? И кто он?» Бак вернулся с длинной веревкой. Связал ей лодыжки и снова стянул за спиной руки. Вздохнул:

— Эх, Элли, Элли, какая же ты глупая женщина. Неужели не понимаешь, что у тебя нет шансов?

Он поднял ее на руки, отнес по коридору в другую комнату, бросил на диван.