Позже Земцов услышит мнение о том, что позиция его и таких, как он, была неправильной. Будет приводиться масса аргументов об их заблуждениях и даже предательстве. Последнее вызывало у него искреннее недоумение. Он никогда в своей жизни никого не предавал. Напротив, он боролся с предателями, уничтожавшими русскую государственность, рвавшими на части куски из тела его Родины и убивавшими ее душу. Именно эти предатели уничтожали национальную Россию и все, что было ему близко и дорого. Именно они сначала свели на нет все усилия России во второй Отечественной войне, лицемерно назвав ее империалистической, а потом ввергли народ в братоубийственную гражданскую войну. Как же можно предать предателей своей Родины? К тому же он не только никогда не присягал им, но и открыто боролся с момента узурпации ими власти в его собственном родном доме. И то, что белый солдат Земцов в результате превратностей этой борьбы был вынужден временно покинуть свой дом, ровным счетом ничего для него и ему подобных не меняло. Дом оказался занят, выражаясь военным языком, оккупирован красной властью. И теперь Земцов шел освобождать свой дом от предателей и оккупантов. Тогда, летом сорок первого года, все это казалось ему простым, очевидным и понятным. В этой связи начавшаяся война между гитлеровской Германией и сталинским СССР была вторичной по отношению к не прекращавшейся с семнадцатого года ни на минуту войне гражданской. Даже если на этой гражданской войне временами и не стреляли так явно — она все равно шла в сердцах и умах. Все воспринималось Земцовым и его единомышленниками именно так, а не наоборот. Было бы удивительно и непоследовательно с их стороны, если бы они тогда расставили приоритеты по-другому.
Разумеется, они прекрасно понимали, что немцы преследуют в России сугубо свои далеко идущие цели, помимо декларированной ими борьбы против большевизма. Однако, во-первых, одного только заявления, сделанного любой силой, о том, что она выступает против большевиков, было достаточно, чтобы множество людей безоговорочно присоединились к этой силе. Потому что ничего хуже для России, чем режим красный, им представить себе было невозможно. Было бы настоящим преступлением перед народом по каким-либо причинам остаться в стороне от борьбы и не попытаться предпринять хотя бы попытку изменить установившийся дома тиранский порядок вещей. Как будет использована эта попытка и к чему приведет непосредственных участников в краткосрочной перспективе — не так уж и важно. Главное — чтобы она была, и тогда сделанное, даже в случае неудачи, еще привлечет внимание к настоящим истокам наших бед. Во-вторых, вся тысячелетняя история России наглядно свидетельствовала о том, что никакое вторжение извне никогда не уничтожит нас и не лишит нас государственности. Сделать это может только разложение внутреннее. А именно в состоянии внутреннего духовного разложения, по их твердому мнению, и пребывала страна после семнадцатого года. Смута не кончалась, посеявшие ее и их верные последователи продолжали находиться у власти. Нельзя было пренебрегать никакими шансами попытаться положить этой смуте конец. Вернуть подлинные основы духовности и тем самым укрепить национальную государственность — вот в чем виделась еще одна из основных задач борьбы с большевизмом. Немцы будут обречены так или иначе принять эту реальность и считаться с ней. Опыт взаимодействия с немецким армейским командованием в 1918 году это подтверждал. А другого опыта летом 1941 года пока что не было.