«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

Вот уже неделю они выходили из окружения. В светлое время суток Коломейцев в основном видел перед собой широкую спину Барсукова и его выбритый затылок под насквозь пропотевшей серой фуражкой с черным околышем. Впрочем, большую часть переходов Витяй не видел никаких подробностей, кроме очертаний фигур в танкистских комбинезонах впереди и позади себя — двигались в основном ночью. Днем, как правило, забравшись в места поглуше, отсыпались, выставив часовых. Весь первый день, в который пришлось бросить танк, они провели на восточном берегу реки выше по течению от моста, через который был осуществлен прорыв. Расположились в кустарнике у воды в назначенном перед прорывом районе ожидания. Наверное, это было рискованно, но Барсуков считал своим долгом дождаться группу, которая должна была переправиться через реку на подручных средствах. Прождали до позднего вечера. Даже прочесали окрестности выше и ниже по течению реки. Разумеется, со всеми предосторожностями. Результат был нулевой. Не нашли ни живых, ни мертвых, ни следов боя. Вообще ничего. Как будто и не переправлялись они с того берега. Закрадывались самые разные версии и даже подозрения. Но если с прибившимися к ним пехотинцами дело было темное, то в своих танкистах Барсуков был уверен. Видимо, что-то случилось еще там, на западном берегу. Впрочем, об этом теперь оставалось только лишь гадать на кофейной гуще. С тяжелым сердцем капитан отдал приказ выступать в ночь. Группа из шести человек двинулась в путь на восток.

Очень скоро выяснилось, что районы по пути их следования буквально изобиловали публикой самого разнообразного вида. Причем это были отнюдь не немцы. Германские передовые части стремительно ушли вперед, а управление оккупированными тыловыми районами еще не было налажено. За исключением основных магистралей, которые вели на восток, и крупных транспортных узлов немцев практически нигде не было. Двигаясь с известной долей предосторожности, на противника можно было напороться разве что по чистой случайности. Как выяснилось вскоре, гораздо большее внимание приходилось уделять таким же окруженцам, как они. Да и не только окруженцам. Еще непонятно, какие группы в полугражданской-полувоенной одежде шатались тогда по лесам с оружием в руках совершенно с неизвестными целями. Настроения у них были самые разные. В первый переход танкистам Барсукова не попался по дороге никто. К вечеру второго дня встретили двух стрелковых майоров в форме, с пистолетами, но почему-то без документов. Расположились на дневку все вместе. Угостили майоров сухарями и тушенкой. Коломейцев даже выложил на служивший импровизированным столом пенек пару оставшихся шоколадных конфет, щедро розданных ныне покойным старшиной. Майоры ели, благодарили. Назвались командированными. Рассказали вполне правдоподобную историю, как, напоровшись на немцев и не надеясь вырваться, зарыли документы на поле боя. А пока танкисты спали, майоры стащили у них один из рюкзаков с продуктами и потихоньку ушли.

— Мы, говорят, до ветру, — оправдывался стоявший на посту заряжающий. — Я еще подумал: чего это им вдвоем приспичило? Ну так командиры, что ж я им скажу. И все — с концами. А что рюкзак прихватили, проглядел — виноват…

Барсуков приказал впредь все оружие, боеприпасы и продовольствие складывать в одно место и допускать к ним только членов экипажа. Исключительно из них же должны выставляться посты даже в случае увеличения их группы. Таковое увеличение не заставило себя ждать. Прямо среди бела дня, ни от кого не скрываясь, в колонну по двое строевым шагом гнал отделение солдат через поле к лесной опушке лейтенант в фуражке с васильковым околышем. Танкисты расположились как раз на этой самой опушке, к которой бодро маршировала бесстрашная процессия. До Коломейцева даже донесся счет:

— Раз, раз, раз-два-три…

— Стой, раз-два! — скомандовал им Барсуков, выходя из-за деревьев. И успокоил цапнувшего рукой кобуру лейтенанта:

— Свои.

Фуражки на головах красноармейцев были пристегнуты подбородочными ремнями, за спинами карабины, на боках шашки. Вид подтянутый и даже бравый. Кавалеристы. Правда, одежда на всех почему-то малость обгоревшая и кое у кого бинтами замотаны кисти рук.

— А где лошади? — кивнув на подковки с перекрещенными саблями в петлицах лейтенанта, с усмешкой поинтересовался Барсуков.

Лейтенант не растерялся — быстро парировал, таким же кивком указав на петлицы Барсукова:

— А где танки?

Крыть было нечем. Барсуков только развел руками в ответ. Лейтенант понимающе вздохнул и, будто спохватившись, взял под козырек и представился по всей форме.

Оказалось, кавалеристы шли от железной дороги. Их эшелон разбомбила немецкая авиация. Лошадей они вывести из объятых пламенем теплушек не успели. Пока пытались их спасти, под бомбами и огнем немецких пулеметов с воздуха погиб почти весь личный состав эскадрона.

— Где это было? — задал вопрос Барсуков.