«Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

Он старался так и поступать — не судить. Ему очень не хватало Лиды — с ней они почти никогда о войне не разговаривали, а молчали. И это было красноречивее любых разговоров. Выходило, что никого и не судили…

Несмотря на свои годы, особых поводов жаловаться на здоровье у Коломейцева не было. Даже зрение не очень подводило. Он продолжал много читать — теперь к излюбленной классике и историческим книгам добавилось еще и чтение духовное. Он регулярно ходил в Покровский собор, стараясь не пропустить ни одной службы. Незаметной и, наверное, последней фигурой из совсем уже далекого прошлого мелькал на церковных службах сгорбленный старушечий силуэт — его одноклассницы Зинки Кудрявцевой. Погруженная в себя, она подолгу стояла на коленях перед иконами. Своей семьи и детей у Зинки так и не сложилось. Других людей из времени своего детства Коломейцев, большую часть жизни проживший в одном городе, уже не встречал. Он невольно подумал, что с таким усердием, с каким сейчас Зинка ходит в церковь, раньше она и ей подобные ходили на комсомольские и партийные собрания. Но тут же одернул себя — ибо, как известно, не судите…

А три дня назад внук сразил его в самое сердце. Как оказалось, в прямом и переносном смысле. Не специально, конечно. Тоже любитель истории, Витяй-младший наткнулся в Интернете на любопытные фотографии. Долго изучал их дома, рассматривал, тщательно сравнивал с семейным альбомом — сомнений быть не могло, на одной из фотографий был дед! Только совсем молодой. Группа советских танкистов была снята на фоне огромного танка КВ-2. Он распечатал фотографии, стилизовав их под карточки того времени, даже вырезал узорчатую бахрому по краям и привез в Гатчину. Виктор Федотович надел очки, взял в руки общее фото и остолбенел. На него смотрели его однополчане: слегка усмехающийся Иван Евграфович Барсуков, младший лейтенант Ивлев с чехлом от фотоаппарата ФЭД на шее, чуть смущенно улыбающийся Матвей Москаленко. А рядом с ними стоял он сам — двадцатиоднолетний старший сержант Коломейцев. Качество изначального снимка было таково, что Коломейцев даже разглядел у себя перекосившийся сержантский треугольник на торчащей из-под комбинезона петлице. Потом, когда выходили из окружения, он его потерял, и, получив замечание от Барсукова, вышивал нитками новый…

«Скорая» приехала быстро. С сердечным приступом Виктора Федотовича доставили в гатчинскую больницу, что на Рощинской улице…

— Привет от отца. Мы тебе тут апельсинов взяли, — осторожно поставил на тумбочку пакет внук.

— Лучше коньяка, — отозвался Коломейцев. — И ломтик лимона.

И, увидев на лице внука замешательство, еще раз усмехнулся:

— Шучу. Давай выкладывай, какие подробности нарыл. Не может быть, чтобы не нарыл.

— Да тут целая история…

— Давай историю.

— Только ты как, — внук похлопал себя по груди, — выдержишь?

— Раньше смерти не помру. Рассказывай.

— Уверен?

— Слушай, я тут с сердцем лежу. Со слухом у меня все в порядке. И с головой, слава богу, пока что тоже.

Витяй-младший начал искать в Сети человека, выложившего снимки. Ему ответили неожиданно быстро, из Франции. А когда узнали его фамилию и задали еще несколько уточняющих вопросов, то прислали большое письмо, по сути — целые воспоминания.

— Собственно, вот, — Витяй вытащил папку с распечатанным текстом. — Ее зовут Ольга Сергеевна Земцова-Головина. Фотографии из архива ее деда, а тут подробное письмо…

Коломейцев-старший взял в руки бумаги, надел очки и углубился в чтение. Писала дочь его друга детства, так неожиданно исчезнувшего Сереги Земцова. Про Земцовых ни Федот Никифорович, ни его жена после войны не распространялись — как воды в рот набрали. Было только известно, что тетю Олю арестовывали и вскоре по возвращении домой она умерла. Но это было еще перед самой войной. Без него. Про Серегу ни слова, а может, и не знали… Значит, вон как судьба сложилась. Побег через границу — во дают! Был кадетом — ничего себе! Затем Русский корпус на Балканах — Коломейцев читал про них: белые, как, кстати, и его отец. Пишет, что отец Сереги тоже белый. Вот так номер — служили вместе с Федотом Никифоровичем у Юденича! Батя, Царствие ему Небесное, про Серегиного отца ни звука до гробовой доски. Впрочем, сам помнил, как жили — слова лишнего не скажи… Молодцы, однако, однополчане-семеновцы. Стоп — отец Сереги… В памяти выплыли вечера у костра на озере, увлекательные рассказы о дальних странах… Это ясно. А пленка? Ее передал тогда лейтенант Ивлев этим, на грузовике… Коломейцев видел их тогда издалека. Так что ж, они, выходит?.. Вот так встреча тогда была, а мы и не знали. «Бранденбург-800». Наслышан, конечно. Воистину неисповедимы пути Господни! И как же все запутано и переплетено в человеческих судьбах!..