Раны. Земля монстров

Твой отец задавался вопросом, не является ли этот город и все его жители просто сном, вымыслом, созданным ангелом и призванным составить ему компанию. Когда-то я бы посмеялось над этой мыслью и сказало, что если бы ангел желал компаньона, то никогда бы не стал мечтать о существе, подобном тебе.

Но теперь мы думаем по-другому.

* * *

В ту ночь ты пришла со мной поговорить. Ты приготовила ужин в микроволновке, спустилась с тарелкой в подвал и села есть за стол отца. Ты не включила свет и сидела в тусклом зеленом мерцании, исходящем от бочки, слушая тихое шипение приемника. Поначалу ты не удостоила меня вниманием, но твое присутствие стало приятным сюрпризом и помогло рассеять мое одиночество. Сама того не сознавая, ты совершила благодеяние.

– А мне здесь нравится, – сказала ты, покончив с ужином. – Я здесь будто на дне океана. Неудивительно, что папа сидел здесь все время.

– Я не знаю, что такое океан, – сказало я.

– По сути, это то же озеро, только больше.

– Насколько больше?

– Настолько, что покрывает почти весь мир. Даже если ты из Ада, как можно об этом не знать?

Одна мысль об озере настолько большом, что оно покрывает почти весь мир, снова пробудила во мне тоску. Я никогда не знало, что могу тосковать по тому, чего никогда не видело. В моей жизни был лишь труд, твердая земля, скрученные кости, розовые клубы дыма, поднимавшиеся от наших мельниц, и полосы света на небесной дымовой завесе из розоватого пепла. Не было никаких океанов. Или озер. Или мечтаний о других местах.

Я никогда не интересовалось, над чем мы трудились.

– Мне много чего неизвестно об Аде. Я работало на Мельницах Любви. Это все, что я знаю.

Ты покачала головой и едва улыбнулась.

– Уж поверь, если тебя сюда притащил мой отец – ты из Ада. Это что-то вроде его фишки.

– Как скажешь.

Ты отодвинула тарелку, взяла в руки один из блокнотов отца, откинулась на спинку стула и начала листать его с показным безразличием.

– Так он говорил с тобой о маме?

– Он не разговаривал со мной.

– Не с тобой одним.

Ты покачала головой, раздумывая над словами.

– Она хотела бросить нас, понимаешь? Ей было плевать.

Ты скрестила руки на столе и опустила на них голову, отвернувшись от меня.

– Кажется, он очень любил ее, – сказала ты и надолго замолчала.

Я слышало, как ты всхлипнула, и поняло, что ты плачешь. Слезы – еще одно проявление любви. Кажется, я узнало все ее удивительные грани. Та, что испытывала ты, была похожа на мою, – жажда, которую нельзя утолить. Та, что испытывал твой отец к матери, была иной – с крючками.

Вскоре ты подняла голову и посмотрела на меня.

– А вообще я спустилась, чтобы узнать, как отправить тебя домой. Ведь всё здесь, в блокноте. Но не знаю, получится ли. Вдруг случайно убью. Так что у тебя есть немного времени насладиться жизнью, потому что я собираюсь подняться наверх, напиться, а потом вернусь сюда и попробую.

Я не знало, как понять эти слова, поэтому промолчало. Единственным примером смерти был твой отец, и его смерть, как мне казалось, ничуть его не изменила. Разве что ограничила передвижение. В конце концов, он все также сидел в кресле над нами, выплескивая в воздух нерастраченные мысли. Другая возможность – вернуться домой – была слишком прекрасна, и верилось в нее с трудом.

– А затем я совершу один из папиных ритуалов.

– Что это значит?

– Я просматривала его блокноты. Не так уж все и сложно. И раз он совсем недавно умер, возможно, я смогу его вернуть. Может, он не успел далеко уйти.

– Я не понимаю. Тебе ведь было плевать.

– Мне и сейчас плевать.

Вернулись слезы, но в этот раз ты даже не пыталась их скрыть.

– Мне плевать.

Даже отсутствие любви не мешало ей притягивать тебя своей чудовищной гравитацией. Твое искаженное болью лицо было прекрасно. В нем я увидело результат работы всей моей жизни. Дом полнился ею, Элисон. Любовью во всем ее величии. И порядком, которые она придала вашим жизням. И придает до сих пор.

Мысли твоего отца остывали, все реже долетая до меня, будто листья со старого, иссохшего дерева. Одна из них, величественная и синяя, проплыла мимо. Ты младше, сидишь на диване и смотришь с отцом телевизор. День выдался замечательный; ты устала, тебя разморило. Ты придвигаешься ближе и опускаешь голову на его плечо. Он отталкивает тебя. Ты извиняешься и отодвигаешься в другую сторону. Его поглощает стыд.

Он желал другого прикосновения, другой любви, от другого человека.

Пока я обдумывало эту мысль, ты спустила жидкость из бочки. Передо мной разверзлось дно, и я побежало по узкому желобу диким зеленым потоком, скользя в темноте несколько сбивающих с толку минут, пока не выплеснулось из конца водопроводной трубы, полетело по чистому воздуху и приземлилось в теплом озере, растворяясь в воде.

Я словно пробудилось. Это могло быть только пробуждением.

Я видело звезды на небе. Я чувствовало дуновение ветра и тягу корней Чертовой Ивы, всасывающих меня. Я ощутило земляное дно под собой и огромное, медленно бьющееся сердце того, что было погребено под холодным илом.

Я есть озеро. Ты сотворила меня заново.

* * *