Рапалло – великий перелом – пакт – война: СССР на пути в стратегический тупик. Дипломатические хроники и размышления

Представляется, что – по большому счету – это отчуждение со стороны СССР стало результатом постепенной переориентации его внешней политики с Германии на негерманскую Европу под воздействием разнонаправленных изменений в политическом положении европейских стран и Советского Союза. Если к концу 20-х годов Европа в основном вышла из зоны послевоенной социально – политической турбулентности,[10] то СССР, напротив, вошел в нее в результате политики коллективизации. На начатую Кремлем войну за хлеб с представляющим 80 процентов населения страны крестьянством деревня ответила восстаниями, лояльность крестьянской по составу Красной Армии повисла на волоске. Производство сельскохозяйственной продукции упало в разы, имея следствием сокращение экспортной выручки и возникновение кризиса внешнеторгового платежного баланса, что грозило уже срывом политики индустриализации в результате недополучения по импорту оборудования, сырья и технической помощи. Пик кризиса неплатежей во внешнеэкономических отношениях пришелся на 1932–1933 гг.

В этих условиях мечты о советизации континента пришлось отложить до лучших времен. Лишившийся зубов волк счел за благо для себя вырядиться на время в овечью шкуру. Требовались внешняя безопасность, нормальный товарообмен, кредиты и техническая помощь, а получить их можно было только от правительственных и деловых кругов Запада. На московской политической бирже акции германского партнера по дестабилизации Европы резко упали в цене. Напротив, начиная с 1928 г. Москва приложила немалые усилия, чтобы сблизиться с Парижем, но по разным причинам они оказались тщетными. В результате, как еще в 1931 г. Литвинов писал Кагановичу, «мы […] сейчас танцуем на германской ноге» [10, с. 212]. Однако появившиеся признаки возрождения германской угрозы сделали Париж и Москву более покладистыми, а советско – французский rapprochement[11] – неизбежным, и осенью 1932 г. был заключен договор о ненападении между двумя странами. Нарком ориентирует советского полпреда в Париже В. С. Довгалевского, что в Москве «взяли твердый курс на сближение с Францией» [58, с. 736]. Этот курс был закреплен вступлением СССР в сентябре 1934 г, в Лигу наций, которая была частью Версальского миропорядка.[12]

Представляется также, что в 1933 г. и Москве, и Берлину просто была нужна пауза, чтобы лучше присмотреться к своему экзотическому партнеру и понять, как с ним строить отношения, Впрочем, и период между апрелем 1933 и августом 1939 гг. нельзя назвать «мертвым сезоном» в советско-германских отношениях. Вполне успешно развивается экономическое сотрудничество. 20 марта 1935 г. Гитлер идет на подписание соглашения «Об общих условиях поставок из Германии в СССР». В развитие его 9 апреля заключается межправительственное соглашение, предусматривавшее, в частности, предоставление германского кредита в размере 200 млн. марок на финансирование торговли с СССР в течение пяти ближайших лет. Немцы предлагали увеличить размер кредита до 500 млн. и даже до 1 млрд марок, но по рекомендации НКИД Кремль отказался от этих предложений из-за угрозы попасть в чрезмерную экономическую зависимость от Германии. Что касается советских инициатив политического характера, в частности, настойчиво выдвигавшейся в 1935–1936 гг. идеи подкрепить Договор о нейтралитете 1926 г. договором о ненападении, то они не находили отклика в Берлине. Гитлер не спешил отвечать взаимностью, потому что, преждевременно встав на путь возрождения антизападного рапалльского альянса, он не добился бы тех многочисленных уступок, на которые Лондон и Париж шли в рамках избранного ими курса на умиротворение Германии.

Упорный отказ Германии гарантировать уважение восточноевропейского статус кво спровоцировал у советской внешней политики приступ пацифизма. Из инструментария царской дипломатии достали идею тройственной антигерманской коалиции в составе России, Великобритании и Франции и назвали ее «борьбой за коллективную безопасность в Европе».[13] «Борьба» увенчалась в 1935 г. подписанием хотя и не работающего в военном плане, но политически очень важного договора о взаимопомощи с Францией. Это был выход советской внешней политики на принципиально иной уровень отношений с одной из двух главных европейских держав. Кроме того, с помощью «французского ключа» Москва получила возможность отпирать двери для переговоров с ориентировавшимися на Париж лимитрофами – Польшей, Чехословакией и Румынией. Наконец, «особые отношения» с Францией могли сыграть важную роль амортизатора в трудных советско-британских отношениях.