Рапорт инспектора

— Не ладили? А чего это мы с ней ладить должны? Скажите, фря какая! Велика честь! Уважать родителей нужно, а не ладиться с ними. Я ей отец, а не договаривающая сторона. — Он так и сказал — «договаривающая». — Не ладил я, точно. Капризам не потрафлял. Зато она ладила. — Он презрительно кивнул на жену. — С ней и говорите. А я передачи в тюрьму носить не собираюсь.

— Что ты! Что ты! — всплеснула руками мать. — Какая тюрьма?

— Обыкновенная. Казенный дом. Видишь, кто пришел? Значит, обмаралась твоя ненаглядная по уши.

— Я такого не говорил, — сказал Мазин.

— А вы и не скажете. Не за то вам деньги плотют. И мне вам сказать нечего.

Он наклонился к телевизору и снова прибавил звук, пока Мазин записывал адрес общежития.

Мать проводила его до машины. Возле калитки она не выдержала, прошептала, заглядывая в глаза:

— Что же стряслось такое?

Мазину стало жаль ее:

— Не волнуйтесь.

Голос Мазина, тон успокоили ее немного. Она заговорила, спеша:

— Лара девочка хорошая. Она плохого не сделает. Только дома у нас. Вы же видели. Отец с характером. Против своей воли ничего не терпит. Я-то привыкла, а Лара нет. По-своему жить захотела. Способности у нее, а он все — лентяйка да лоботряска! Разве ж так девочку можно?.. Конечно, и я виноватая.

«Какая уж тут вина, — подумал Мазин с горечью. — Беда, а не вина».

Нетрудно было представить, как жилось в этой семье. Вечные бестолковые строгости отца, теряющие с годами всякий смысл, вызывающие лишь упрямое нежелание подчиняться, особенно если дочка унаследовала хоть частицу отцовского характера. Сломленная мать, умудряющаяся, однако, тайком от мужа побаловать, а вернее, избаловать девочку слепой, постоянно гонимой любовью. И все это много лет подряд. Пока девушка не ушла. Но с чем? Что унесла из отчего дома? Мазин знал: без потерь в таких случаях не обходится.

В общежитие работников культуры, где Лариса занимала комнату вместе с театральной костюмершей, он пришел утром.

На стук артистка откликнулась не сразу, зато отперла, не спрашивая, и недоуменно прищурила светлые., узко посаженные, отцовские глаза.

— Кто вы? Я вас не знаю.

Видимо, Мазин разбудил ее, но и в наскоро накинутом халатике, непричесаниая, Лариса была «видна». И совсем не так, как мог ожидать Мазин. Меньше всего выглядела она изломанной, пострадавшей от неурядиц домашней жизни. И совсем не похожей на мать. И фигурой, и лицом походила она на отца, но грубые мужские нескладности были смягчены в ней женственностью и молодостью. Перед Мазиным стояла девушка из тех, кого охотно фотографируют на обложки журналов, и одетыми, и в пляжном виде. Чуть великоваты, простоваты были руки и ноги, но это не вредило ей, как и легкая, для актрисы, пожалуй, не обязательная полнота.

— Заходите, пригласила Лариса низковатым, с хрипотцой голосом. — Вам придется подождать, пока я оденусь, но это быстро.

И, накинув небрежно одеяло на разобранную постель, она вышла, захватив платье и полотенце.

Мазин хотел присесть в ожидании, но на единственном стуле лежали чулки с поясом. Он прислонился к подоконнику и оглядел комнату. Над кроватью Ларисы висела большая фотография артистки в какой-то роли из пьесы восемнадцатого века. Снялась она в напудренном парике, с мушкой на щеке и в смелом декольте. К противоположной стене костюмерша, видимо, прикрепила кнопками акварель прибалтийского города. Черепичные крыши и кирха в тумане смотрелись сиротливо, размыто.

Лариса приводила себя в порядок довольно долго, и Мазин отметил, что она не проявила спешки и нервозности, а вернулась, когда сочла нужным. Он посмотрел на часы. Было уже начало двенадцатого.

Дверь, наконец, отворилась.

— Я заставила вас ждать. Извините.

— Ничего.

— Садитесь! — Она заметила чулки и сунула их под одеяло. — Стулья растащили соседи. У них вечные гости. Я здесь устроюсь.

И Лариса села на кровать, достав из тумбочки сигареты и зажигалку.

— Вы курите? — спросила она Мазина.

— Нет.

— Тогда разрешите мне.

Белопольская щелкнула зажигалкой.

— Я готова. Спрашивайте.

— О чем?

Вопрос удивил ее.

— Как о чем? Вы же не в гости пришли.

— У вас есть на этот счет предположения?

Ладонью она отогнала струйку дыма.

— Ни малейших.

— Значит, мое появление полная неожиданность?

— Полнейшая, — произнесла она почти весело, улыбнувшись. И улыбка удивительно украсила ее порозовевшее после умывания, здоровое, светлоглазое лицо.

Мазин тоже улыбнулся:

— Обычно в таких случаях люди проявляют больше любопытства.

— Зачем? Вы пришли, вам и объяснять. Сама я все равно не догадаюсь.

В последних словах прозвучало кокетство, но в общем Лариса вовсе не походила на кокетку, описанную Шурой Крюковой, На Мазина она смотрела спокойно и прямо, и он, глядя в ее слегка приправленные синевой серые, большие глаза, думал, как повести интересующую его беседу.