Рапорт инспектора

— Или не хотите понять? Меня не бойтесь. Я — друг. И даже чуточку больше, чем друг. Если б вы были немного серьезнее. Ну, да не об этом сейчас речь. Короче, мне показалось, что милиция допускает, что машина была угнана с вашего согласия. Такое впечатление я вынесла из разговора с Мазиным. И я сказала ему, что Владимир был неравнодушен ко мне, даже преследовал. Вот и все. Меня обеспокоило ваше положение, и я думаю, вам нужно обязательно доказать, что вы узнали Крюкова только после налета.

— Химера какая-то. Неужели все это серьезно?

— Если человека убивают, это серьезно, Славик. Кто-то должен за это ответить.

— Кто?

— Не знаю. Подумайте на досуге. А мне пора. Чао!

— Лариса! — схватил Горбунов ее за руки. — Неужели вы уйдете?

— Конечно.

— И оставите меня в таком состоянии?

— Не могу же я провести ночь в доме убийцы.

— Ах, зачем вы так! Это же нонсенс.

— Хотела бы верить, Славик.

И она ушла.

Вот это последнее — «хотела бы верить» — и доконало Горбунова.

— Понимаете, — сказал он Мазину, — если даже она усомнилась, что ж мне было думать о вас?.. А вы сразу — мещанин, эгоцентрист. Всю жизнь не могу избавиться от ярлыков.

— И вы позвонили мне и, чтобы не упоминать фамилию Белопольской, придумали анонимку?

— Да. Я хотел поступить как честный человек.

— А она? — спросил молчавший почти все в Трофимов. — Она, по-вашему, как поступила?

— Я считаю, по-дружески.

— И сейчас считаете? — спросил Мазин.

Горбунов понял смысл его вопроса. Он достал носовой платок и вытер вспотевшую лысину.

— Она, конечно, могла повредить мне, но не желая. Как я этому шахматисту. Или я ошибаюсь? Вы уже все знаете, Игорь Николаевич? — решился он впервые облегчив душу признанием, обратиться к Мазину по имени и отчеству.

— Мне еще нужно подумать, — ответил Мазин.

— Она актриса, эмоциональный человек.

— Я знаю. Я видел Белопольскую в спектакле.

8

Театр, в котором работала Лариса Белопольская, был построен в незапамятные времена отцами города, а проще, разбогатевшими на хлебной торговле владельцами знаменитых степных «ссыпок» и мельниц. Строился он отнюдь не в целях просветительных, а совсем наоборот, чтобы было где людям, утомленным прибыльной коммерцией, душу отвести, встряхнуться под веселые куплеты доморощенных и заезжих див, сбивавших с партнеров котелки стройными ножками в ярких чулках и подвязках.

И хотя со сцены чаще звучали песенки типа:

По Невскому гуляла
Прелестная Катрин,
Как вдруг проказник-ветер
Поднял ей кринолин,

строилось театральное здание отнюдь не легкомысленно, а по столичным и даже заграничным образцам, «как у людей», с колоннадой, музами на фронтоне и коваными фонарями на чугунных цепях. Пережив войны и исторические потрясения, театр весьма удачно вписался в новую стеклобетонную архитектуру, оставаясь излюбленной натурой для тяготеющих к классическому прошлому съемочных киногрупп. Время от времени фанерные щиты с афишами, установленные между колонами убирались, и тогда, как и сто лет назад, на широких каменных ступенях мелькали воздушные фигуры прекрасных дам и красавцев-кавалеров, каких уже не встретишь в наше обедневшее мужчинами время. Но приходила осень, киношники укрывались в павильоны, а на восстановленные щиты наклеивали новые афиши.

Одна из них оповещала о современной и модной пьесе, которая давала, как говорили, приличные сборы, не вызывая при этом осуждения подозрительных к «коммерческому» успеху знатоков. В пьесе этой у Ларисы была заметная роль, с выходами в обеих половинах. Пьеса будучи современной, состояла не из устаревших актов и картин, а из двух частей, по ходу которых для ориентировки публики над сценой зажигалось нечто вроде спортивного светового табло, оповещавшего, что происходит и где. Было это необходимо, так как декорации и костюмы не менялись, а события перемещались стремительно от Москвы до Чукотки, где герой искал счастья в жизни.