Рапорт из Штутгофа

На ферме было около 1200 превосходных ангорских кроликов. Каждый кролик жил в отдельной благоустроенной клетке. Между клетками проходили залитые цементом улицы кроличьего городка, а под клетками — цементные сточные желоба. Мы должны были распланировать участок и подготовить место для строительства ещё 800 клеток. Ферма расширялась.

Для коменданта эти кролики были не только хобби, но весьма доходным предприятием. Корм, в основном картошка, изымался из запасов, предназначенных для заключённых. Картошку варили на кухне, построенной специально для кроликов. За кроликами ухаживали семь или восемь польских заключённых во главе с капо. Они кормили их, чистили клетки и вообще всячески ублажали своих подопечных.

Эти заключённые отличались полнотой и вообще на вид были довольно упитанными. Но, присмотревшись к ним поближе, вы могли заметить, что полнота эта нездоровая. У них были типично «картофельные» животы. Конечно, им кое-что перепадало с кроличьего стола, хотя за подобное преступление полагалась смертная казнь.

За несколько недель до нашего прибытия в лагерь трое похитителей картошки были повешены на страх и в назидание другим заключённым. К месту казни согнали всю рабочую команду. Однако остальные и в дальнейшем продолжали воровать варёную картошку. Для них это было жизненной необходимостью.

На этой работе мне довелось познакомиться с Каминским, которого я не забуду до конца дней моих. Это знакомство навсегда останется для меня одним из немногих светлых воспоминаний о Штутгофе.

Каминский, поляк по национальности, был младшим капо в нашей рабочей команде. Ему было под пятьдесят. До войны он работал на железной дороге и был начальником станции, вернее, небольшого полустанка в западной части Польши. Вместе с группой польского движения Сопротивления, остатки которой жили в 5-м блоке, он попал в Штутгоф в декабре 1942 года — следовательно, за год до нас.

Я никогда не встречал более обаятельного человека. Природа не одарила его какими-либо особыми талантами, зато он отличался редкой добротой, чистосердечием и кристальной честностью. Сколько эсэсовцы ни угрожали ему, он ни разу не ударил заключённого. Раньше он был капо, но за мягкосердечие был разжалован в младшие капо и теперь работал под непосредственным руководством шарфюрера Лайсинга.

За три недели, проведённые в рабочей команде Каминского, я научился лучше «работать глазами», чем за всё время своего пребывания в Штутгофе. Он и его люди принципиально ничего не делали, особенно когда они были абсолютно убеждены в том, что за ними не наблюдают эсэсовцы из отдела труда или какой-нибудь злонамеренный капо из другой рабочей команды. Если же им всё-таки приходилось взяться за работу, вся она состояла в том, что они тащили землю из одного угла площадки в другой, а потом преспокойно относили её обратно. Работа, которую можно было легко закончить за две-три недели, тянулась, таким образом, многие месяцы.

— Понимаешь, Мартии, — говорил мне Каминский, — трудно планировать участок, когда у тебя нет ни верёвки, ни ватерпаса, ни даже рулетки. Определять расстояние на глаз — дело сложное и, уж во всяком случае, требует времени. А в общем война закончится через два месяца, — обычно заканчивал он.

— Почему ты всегда говоришь, — спросил я однажды Каминского, — что война закончится самое позднее через два месяца? Ну скажи мне откровенно, почему именно через два?

— А потому, Мартин, что ни один человек в Штутгофе не может загадывать вперёд больше чем на два месяца — иначе он сойдёт с ума. Запомни, средняя продолжительность жизни в лагере ^ от трёх до четырёх месяцев.

Работая с Каминским, я начал постигать эту истину во всей её всеобъемлющей полноте. Неподалёку от кроличьей фермы находилась железнодорожная станция. Здесь из вагонов выбрасывались под откос целые горы ботинок, сапог и прочей обуви. Частично она поступала из Освенцима и других лагерей уничтожения, а частично из Германии. Это был совершеннейший хлам, но нацисты умели всему найти применение.

Один из лагерных бараков назывался Schuhgemeinschaft[29]. В бараке заключённые резали старую, изношенную обувь на куски, складывали эти куски в ящики и отправляли на фабрику, где они превращались в сырьё для производства каких-то кожаных изделий.

Рядом с Sclmhgemeinschaft находился другой барак, под названием Gürtelweberei[30]. Это было аналогичное предприятие, где заключённые из всевозможных отбросов, обрывков кожи и тряпок изготовляли ремни для карабинов и винтовок.

В обоих бараках работали так называемые «доходяги», то есть люди настолько измождённые, настолько измученные и обессиленные, что их можно было использовать только на сидячей работе.