Тот не обратил на него внимания. Подошел к столику с напитками, налил себе виски с содовой в старинный хрустальный бокал, выпил одним махом. Налил еще. Сделал глоток и поставил бокал на стол, услышав, как открывается входная дверь. Прошел на середину комнаты и остановился, широко расставив ноги. Молодой человек с ключами и портфелем в руке вошел в арку, соединявшую гостиную с холлом. Остановился как вкопанный, увидев гостей. Лицо его побелело. Несколько секунд он не мог произнести ни слова. Наконец обрел дар речи:
— Какого хрена вы здесь делаете? И как, черт побери, вы сюда попали?
— А не важно. — Старик повернулся к охраннику: — Положи книгу где взял!
Тот захлопнул книгу, бросил на кофейный столик.
Молодой человек поставил портфель на кресло, положил ключи.
— Что вам нужно?
— Услышать ответ.
Несколько секунд молодой человек молчал.
— Он ответил «нет».
Лицо старика осталось неподвижным.
— Ты не ошибаешься?
— Нисколько. Он не поедет. Он уверен, что предложение исходит от подонков вроде вас.
Громилы как по команде вскинули головы, мышцы их напряглись и заиграли. Старик стоял неподвижно, не спуская глаз с молодого человека. А он храбрее, чем казался, этот сосунок… Он их, похоже, совсем не боится. Может, пусть он и займется Левиным?
— Пошли поговорим.
Старик двинулся в сторону террасы. Молодой человек последовал за ним, вначале с опаской, однако потом решил, что они все равно нуждаются в нем. Может быть, сейчас, больше, чем когда-либо. Он самоуверенно взглянул на охранников, расправил плечи и пошел за стариком.
Глава 36
Миша влюбился в Киото, бывшую столицу японских императоров. Сирина осматривала город с таким же энтузиазмом. Более тысячи буддийских храмов, дзен-буддистские монастыри, храмы Амида практически на каждом углу… И повсюду дворцы, сады, павильоны. Восприимчивость этого города к красоте проявлялась в стольких вещах, что сразу стало понятно, почему здесь так много путешественников.
За одиннадцать веков своего существования Киото пережил землетрясения, пожары, разрушительные войны. И всегда восстанавливался с неизменным уважением к своему прошлому. Здесь, конечно же, появились современные здания и небоскребы, однако он оставался центром традиционной японской жизни. Его жители делали все возможное, чтобы защитить вещественные доказательства своей древней культуры от безжалостной модернизации.
Миша влюбился в домики из дерева и гипса, сохранившиеся лишь здесь во всей Японии, в особенности в деревянные двухэтажные чайные с гейшами. Им с Сириной довелось увидеть гейшу с ученицами, направлявшихся в чайную. В старейшем театре Японии они с увлечением смотрели драму кабуки, а маски и торжественные речитативы спектакля в театре но их просто очаровали.
Они покупали антикварную керамику и украшения. В одном из магазинов Миша купил для Сирины красивейшее шелковое кимоно. Ели жареную рыбу на открытых рынках. В Ракусо, знаменитой чайной на бывшей вилле, отведали чая, приготавливаемого для особых церемоний.
Миша решил, что больше всего в этом древнем городе ему нравится преданность духовному началу, о чем говорило множество храмов и монастырей, и плотскому — целые районы отведены под заведения для телесных удовольствий. В Киото можно поклоняться чему угодно. И во всем чувствуется причудливое сочетание плотского и духовного. Он не мог оставаться к этому равнодушным.
Миша ехал в Киото с твердым намерением серьезно поговорить с Сириной. Прежде всего сесть и поговорить. Он так и не мог толком понять, чего же на самом деле хочет. Еще больше он сомневался в том, что понимает Сирину.
Она встретила его в комнате, обставленной антикварной мебелью, в одном только кимоно из хлопка, не скрывавшем ни одного изгиба ее роскошного тела. Большего ему не потребовалось. Он моментально откликнулся на призыв этого тела, как всегда. И забыл, о чем собирался с ней говорить. Они занимались любовью с прежней страстью, и в то же время у него появилось ощущение, что чего-то не хватает, словно они оба что-то недоговаривают, скрывают друг от друга. Он не успел это обдумать, потому что они сразу же пошли осматривать город.
И вот теперь они снова вернулись к себе в номер. Скинули туфли, надели тапочки, предоставляемые гостиницей. Мише показалось, что вся их бурная активность в течение предыдущих нескольких часов — очень приятных, спору нет — не более чем попытка оттянуть, отложить неизбежный разговор. На протяжении всей прогулки по городу он не мог не заметить, что, невзирая на все свое воодушевление и заинтересованность, Сирина думает о чем-то другом. Может быть, просто тревожится по поводу предстоящей поездки в Камбоджу…
Они вошли к себе в комнату, вновь захваченные неотразимой прелестью этой древней гостиницы. Сирина по-прежнему казалась погруженной в свои мысли. Он прекрасно понимал ее честолюбивые замыслы, ее тревоги. Это так сродни его собственному честолюбию. И все же… пусть это и несправедливо с его стороны, но… совсем не хочется оставаться у нее на втором плане.