Рапсодия в стиле mort

Сестра забрала его к себе сразу после похорон и оформила опекунство. Жизнь в общежитии медицинского института Арсену не понравилась: слишком много людей, слишком много шума, слишком много сочувственных взглядов. Впрочем, продолжалась она недолго. Настя перевелась на заочный и устроилась медсестрой в больницу. Они с Арсеном перебрались в коммуналку на две семьи: в одной комнате они с Настей, во второй – пожилая супружеская пара, тихая и интеллигентная. «Служебное жилье», как называлась их комната, располагалось в старом каменном особняке с огромной львиной мордой над входом – гербом бывшего домовладельца. Арсен читал, сидя возле теплой чугунной батареи, и время от времени поглядывал в окно со старой облупившейся краской на раме. Двор с деревянной беседкой, заросшей сиренью, всегда оставался пустым и тихим. Жильцов расселили по новым бетонным пятиэтажкам, в особняке остались они с Настей и несколько приятных стариков, вроде их соседей.

Арсену соседи нравились. Десятилетнего мальчика величали «молодым человеком» и говорили ему «вы». Иногда приглашали на чаепитие в большую светлую комнату, где вдоль стен тянулись шкафы с книгами. Арсену навсегда запомнился запах высушенных цветочных лепестков, шедший от скатерти, и негромкий перезвон больших напольных часов в углу. Движение маятника завораживало взгляд: равномерное, неторопливое, неизменное. И тихий стук времени, хранившегося в недрах полированной деревянной башни: «ты-кто, ты-кто, ты-кто, ты-кто…»

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Этот вопрос взрослые задавали часто. Сначала Арсений отвечал честно: сказочником, и не понимал, почему взрослые смеются, а мама смущается. Потом он сообразил, что некоторые мысли лучше держать при себе, и начал говорить то, что от него хотели услышать:

– Космонавтом.

– Пожарником.

– Милиционером.

– Продавцом мороженого.

Годился любой вариант, кроме правдивого. Арсен так и не понял, чем продавец мороженого на углу лучше Ганса Христиана Андерсена, а взрослые не потрудились ему это объяснить. Наверное, потому, что продавец выглядел таким реальным. Он ставил деревянный ящик ребром на землю и садился на маленькую подушечку, которую приносил из дома. У него было грустное обвисшее лицо «в складочку» и дыхание с сильным свистом. Арсену казалось, что в горле у продавца застряла тоненькая игрушечная пищалка, но оказалось, что там застряла болезнь под названием «астма». От нее продавец умер, просидев за пестро раскрашенным холодильником с надписью «Пломбир» два долгих года и не получив от мороженого никакой радости. Это была печальная сказка, совсем не похожая на истории Андерсена. Сказка под названием «реальная жизнь».

Арсений снял руки с клавиатуры ноутбука плавным движением – как с рояля. Он не учился музыке, просто вспомнил, что так поступала Ольга Андреевна, их соседка по коммуналке, когда играла для Арсения ноктюрн Шопена. Тринадцатый, до-минор, посмертный. Похоже, он сохранил свое воображение благодаря этим милым старикам. В их комнате Арсений проводил почти все время после школы, пока Настя не возвращалась с работы. Делал уроки, читал книги, слушал музыку, рассматривал фотографии на стене. Там он сдался в добровольный плен тихой московской интеллигентности, проникающей в душу незаметно, раз и навсегда…

Он выключил компьютер, закрыл крышку и прижался к ней лбом, словно к фигурке божества. Передатчик работал с сумасшедшей, нечеловеческой энергией. Книга жила и дышала, росла, как ребенок. Ни капли вранья. Чистейшая правда, не замутненная газовыми выхлопами реальности. Оказывается, так бывает.

Он проработал почти целый день, забыв про еду. Реальность напомнила о себе тоненькой иголкой в желудке. Арсений вышел из кабинета и прошелся по «люксу». Громко позвал: «Даша, ты где?», но ответа не получил.

Он задержался возле стола с хрустальной вазой. Опавшие пунцовые розы сменил букет свежих цветов. Яркие темно-красные бутоны выглядели совершенными, как крепкая женская грудь. Арсений по привычке коснулся губами бархатного лепестка и прошептал: «Скоро».

Он сам не знал, что это означает, слово пришло на ум спонтанно. Арсений доверял интуиции гораздо больше, чем так называемому «реальному взгляду на вещи». Он попытался разобраться в ощущениях. Слово вызвало грусть и сожаление, возникающие в конце удавшейся работы. Он потряс головой: нет-нет, еще рано. Самое интересное впереди.

Чтобы заглушить тишину пустой комнаты, Арсений включил телевизор. Уменьшил звук до отчетливого бормотания и принес из коридора массивный телефонный аппарат с круглым диском – жуткая безвкусица на фоне чинной респектабельности «люкса». Набрал номер ресторана и заказал в номер ужин на двоих. Блюда выбирал тщательно, по принципу «сгодится и холодное». Неизвестно, куда умотала Дашка и когда она вернется. А есть наверняка захочет.