Раритет хакера

До официального открытия выставки оставалось часов шесть, и я никак не мог решить, что же мне теперь предпринять.

По идее, следовало бы остаться следить за домом Самсонова/Петрова и подождать, пока он вернется за каталогом. С длругой стороны, он мог и вовсе не вернуться, или вернуться не сегодня, а мне необходимо было как-то попасть на распроклятую выставку.

Я съездил к музею имени Радищева, где должна была проходить выставка, и разузнал про билеты. На цену мне было, откровенно говоря, наплевать, но билетов на презентацию, как сообщила надменная кассирша, не было уже два дня как: все раскупили по привозу!

Раздумывая, как же попасть на открытие, я обратил внимание, что за мной наблюдает один из двоих охранников, стоящих у черного входа, который открывался изнутри парка у Вечного Огня.

В свою очередь ненавязчиво понаблюдав за ними, вместе с гамбургером и баночкой «спрайта» расположившись на скамейке неподалеку, я видел, как несколько раз подъезжали иномарки, из которых выходили молодые парни, одетые хорошо и очень удобно для немедленного действия, будь то перестрелка или бегство. На меня быстро перестали обращать внимание; приезжавшие входили в музей и не появлялись оттуда, машины откатывали на стоянку неподалеку, водители затем так же скрывались в здании.

Я насчитал двенадцать человек, таким образом прошедших в музей. К четырем часам дня, в самую жару, поток прекратился, и «часовых» сменили.

Время открытия неумолимо приближалось, а я пока не придумал ничего лучшего, чем незаконное проникновение на территорию музея. Однако, не зря охрана в таком количестве съезжалась сюда; да и милиции, скорее всего, было предостаточно: неподалеку дажурили две машины, скорее всего, несколько «синеньких» находились внутри здания.

Начиная нервничать, я решился на шаг, о котором мог очень и очень пожалеть: набрал номер телефона квартиры шестнадцать дома восемьдесят пять по улице Чернышевского.

– Наташа? – сказал, понизив голос до почти шепота, – Это я. Приходил кто-нибудь?

– Приходил, – испуганно ответила недалекая женщина, – то с тобой?

– Я не могу говорить громко, – прошептал я, – Возьми книгу, которую тебе принесли сегодня и жди меня на углу Чернышесвкого и Советской. Немедленно, слышишь?!

– Хорошо, Сережа, – вздрогнув, заверила она, – Я сейчас там буду, – и виновато добавила, – у тебя голос такой… странный.

Я повесил трубку.

Кажется, тон и обращение Самсонова со своей хрен знает кем, был угадан мной очень правильно. Зная, что в моем распоряжении слишком мало времени, я погнал свой «Жигуленок» к дому своих надежд и, подъезав с другой стороны, птицей взлетел на четвертый этаж.

Я знал, что нарушаю закон, но замок, который я видел изнутри, был совсем хлипким, и никакого выбора у меня не было. Позвонив два раза для уверенности, что дома никого нет, я прислушался и, убедившись, что все нормальные люди либо на работе, либо заняты делами, и не подслушивают, что там в подъезде, двинул ногой в дверь.

Я не атлет и не опытный взломщик, однако дверь сказала «can`t open» всего один раз, после первого удара. После второго она резко скрипнула, всхлипнула и распахнулась.

Влетев внутрь, я аккуратно прикрыл пострадавшую, не остановился на собирании щепок, и промчался в спальню.

Каталог лежал на месте, так же, как и был.

Положив его в приготовленный пакет, я быстро покинул квартиру и дом, сел в машину и газанул с места.

В половине пятого, за полчаса до выставки, я остановился на стоянке и смог наконец-то просмотреть сокровище, от которого, возможно, зависели смерти уже четверых человек, если считать, что Самсонов все-таки жив.

Каталог был красив и, наверное, действительно немало стоил – тысяч эдак сто-сто пятьдесят.

Но основная его ценность, как утверждал Приятель, содержалась в описании ВСЕХ икон выставки, включая те, которые ввезли незаконно. Если бы этот экземпляр попал в руки таможенников или какого-нибудь ретивца из честных служителей закона, оберегающих наше культурное наследие, разразился бы грандиозный скандал.

В самом деле, каталог разделялся на две части: меньшая, официальная, и большая, озаглавленная там «внеаукционные фонды». Просмотрев эти внеаукционнае фонды, где напротив каждого наименования стояла начальная цена, я облизал пересохшие губы. похоже, я ошибался, когда сравнивал стоимость вывезенных и теперь ввозимых в Россию сокровищ русской культуры с московским метрополитеном… здесь надо было брать выше.

«Да, – со все возрастающим удовольствием подумал я, – Именно, грандиозный скандал… Интересно, сколько бы сил отрядили городские службы охраны порядка, узнав о стоимости ввезенного?» – с этой мыслью я вышел из машины и направился прямо к ближайшему пункту ксерокопирования.

– Вот этот сборник, в двух экземплярах, пожалуйста, – заказал я, подавая каталог, освобожденный от футляра, – Если можно, побыстрее.

Подождав двадцать пять минут, пока заказ исполнялся, я заплатил и получил две копии вместе с оригиналом.

Времени оставалось совсем немного, однако, я успел сделать два звонка и переслать два пакета с проходящей мимо гуляющей молодой парочкой, которым, доверившись, заплатил по пятьдесят тысяч авансом лишь за то, чтобы он донесли копии каталога вместе с моими записками до людей, которым необходимо было получить их в срочном порядке.

Вслед за этим я оказался в людском водовороте около радищевского музея, в пестрой толпе, где веселость смешивалась с чинностью. Кажется, здесь наличествовали все слои населения нашего города.

Я попробовал купить «лишний билетик», но таковых не оказалось: то ли все уже продали, то ли никто из спекулянтов не решился нажиться на богоугодной выставке.

Народ уже вливался в радушно открытые двери, а я оставался с носом, несмотря ни на какие усилия.

Попробовал сунуть пропускающей бабушке, но мероприятие проводилось на всероссийском уровне, поэтому бритый молодой человек с эмблемой частного охранного агентства «Барьер» отстранил меня весьма невежливо и пожелал валить подальше и побыстрее.

Я обошел здание, кусая губы, и остановился напротив той самой двери, куда входили приезжавшие по ходу дня молодые парни в спортивных костюмах. Сейчас здесь стояло несколько воистину роскошных машин, в которых сидели скучающие щофера, обводившие меня рассеянными взглядами.

Дверь была заперта изнутри, но снаружи маняще предлагал себя дверной звонок.

Еще не совсем решив, что и как я буду говорить, я дважды нажал на него.

Открыл средних лет мужчина, явно остановивщийся в развитии на должности охранника подобных дверей.

– Че надо? – спросил он, зыркнув на меня презрительным взглядом; из-за спины его выглядывал еще один такой же, но помоложе. На груди у обоих висели прикрепленные значки агентства «Барьер».

– Я к Дмитрию Владимировичу Куравлеву.

Оба несколько изменили тон и взгляд, второй даже подошел поближе, но, несмотря на упоминание о своем директоре, смотрели на меня явно скептически.

Я пожалел, что не позаботился о своем внешнем виде – эта чертова рассеянность, смешанная с фетишизмом! Я слишком любил надетые сейчас потертые джинсы «Lee», и не слишком аккуратно выглаженную темно-синюю рубашку, и надео именно их, не подумав о привлекательном костюме.

– Никто ниче не гокорил, – возразил старший.

– Я по поводу выставки.

– Тут все по поводу выставки, – отрезал верзила помладше, – Документы есть?

– Конечно, – отвеил я, подавая удостоверение личности, сохранившееся со времен работы в НИИ, и, не желая, чтобы у них было время на рассматривание сего документра, продолжал, – Я по поводу Настя Гореловой. Кажется, Куравлев искал ее…

Рассчет оказался верен: о неожиданной смерти одного из конкретных организаторов выставки уже прошел, равно как и информации об исчезновении его дочери.

Вряд ли эти двое хоть что-нибудь знали о планах Куравлева, о торговле иконами и вообще, зачем сегодня щдесь собираются различные важные люди; они знали только то, зачем их поставили охранять черный вход: никто посторонний не должен был помешать людям, приехавшим сюда на роскошных машинах, поговорить о важных делах.

Но слова мои, все-таки, их задели.

– Щас, подождите, – решил старший, поворачиваясь назад, – Кость, сходи, спроси у Анатолия Владимировича.

Невидимый ранее третий охранник вышел из ниши дальее по коридору, где располагались несколько деревянных кресел, и, кивнув, скрылся в глубине здания, в конце коридора свернув налево.

Вернулся он через две минуты, когда я уже устал от непрекращающегося пристального разглядывания.

– Сказали, пускай войдет, только пусть ждет конца совещания. – сообщил он и повернулся ко мне, – Это часа два, не больше. Вы там сядете и будете сидеть, только тихо и без глупостей. Потом с вами поговорят. Может быть, сам Дмитрий Владимирович.

– Хорошо, – ответил я, хотя моего мнения, кажется, никто и не спрашивал.

– Руки поднимите, – хмуро приказал старший.

Я послушно поднял.

«Макаров», запасная обойма, сотовай телефон, диктофон и даже блокнотик с ручкой перешли к обыскивающему. Просмотрев, блокнотик вернули, но ручку оставвили. Каталаог в пакете не тронули, хотя старший заставил раскрыть футляр и сам грубой рукой пролистнул страницы.

– Давайте быстрее, – сказал он, – я дверь закрою.

– Пошли, – сказал ходивший за разрешением, двинулся вперед, и я пошел вслед за ним.

Коридор сворачивал налево и направо, очевидно, огибая основной зал первого этажа квадратом или прямоугольником; мы свернули налево и, пройдя на второй этаж по лестнице, вошли в такой же коридор.

Внизу, в презентационном зале, заиграла торжественная музыка, затем раздались нарастающие апплодисменты. Ведущие вшли на сцену и начали открытие выставки.

Мы прошли несколько одинаковых административных дверей, свернули направо и остановились у широкой ниши, в которой стоял диван и два больших цветка у широкого окна. Там же был телевизор и два кресла. на журнальном столике стопкой лежали газеты.

– Здесь сидите, – сказал мой провожатый, а сам встал около дивана и принялся чего-то ждать.

Ожидание не продлилось долго: справа, дальше по коридору, куда мы не пошли, раздались неторопливые приближающиеся шаги, и через несколько секунд я расслышал ленивый диалог.

– Ну и кого они теперь ждут? – спросил один.

– Вроде, приехали все, кроме Власова его и ждут.

«Ого, – подумал я, – ни хрена себе, выставочка!» – Власов, бывший председатель облисполкома, отсидевший двенадцать лет за организацию преступной группы, а сейчас официальный пенсионер, разумеется, не оставил с возрастом ни былых замашек, ни былого властолюбия, был известной фигурой в городе; разумеется, именно он заправлял так называемыми власовцами, ребятами очень серьезными и опасными. У Приятеля имелся на него отдельный файл, чего удостаивались на слишком многие.

– Вот он, – представил меня подошедшим двоим охранникам мой проводник, – обыскали, все отобрали.

Один из двих кивнул, воторой просто вперил в меня тяжелый взгляд.

– Я пошел, вы ему сами все объясните, – сказал приведший меня сюда и, не ожидая ответа, отправился на свой пост.

– Ты понял, что тут совещание важных людей? – в упор спросил второй, продолжая тяжело на меня смотреть.

– Понял, – ответил я со всем возможным внешним смирением.

– Сиди тихо, не рыпайся. Чуть что – башку снесу, – пообещал крутой парень, качнув пистолетом в руке.

Второй, как я увидел, так же был вооружен.

– Все понял, – тихо ответил я.

Они переглянулись и пошли дальше, обходя помеение по периметру.

– Так вот, – продолжал один, – Власов еще не подъехал… а зато приехал еще один, не поймешь, кто. Я его раньше не видел…

Голоса стихли: коридоры здесь были длинные. Я лихорадочно раздумывал, что же мне делать, как вдруг с лестницы послышался шум шагов и из-за стены показались трое: пожилой человек, которого я никогда не встречал в жизни, но сразу же узнал, вспомнив несколько фотографий, закатанных около года назад в базу данных приятеля через жужжалку; он нес в руках сверток, рядом шли двое его телохранителей.

Поравнявшись со мной, Власов окинул меня испытующим взглядом, и спросил, – Где заседают?

– Дальше по коридору, – ответил я.

Судя по звукам шагов и голосов, пройдя дальше, они встретились с охранниками и еще кем-то; выглянув, я увидел, что коридор заворачивает налево метрах в двадцати; осторожно преодолев их и вглянув, я узрел, как метрах в пятидесяти дальше по коридору Власов вынул из свертка до боли знакомый футляр каталога выставки, в котором, несомненно, находился и сам каталог. Двое охранников у двери осмотрели его, обыскали двоих парней, без долгих разговорв, с одним лишь ворчанием Власова отобрали у парней оружие и, положив его куда-то в близлежащую нишу, без лишних слов пропустили троицу вперед.

Двое обходящих помещение по периметру коридора продолжили свой путь, направляясь в мою сторону, но я уже благоразумно прокрался обратно, сел на место и сделал вид, что читаю газету.

Они прошли мимо, внимательно осмотрев меня.

А когда по шагам и голосам стало слышно, что охранники свернули направо, следуя по коридору, и не могут увидеть меня, я вскочил и быстрым шагом направился в сторону двери, в которую уже вошел Власов.

Двое охранников сразу же подобрались, увидев мою одежду и вообще внешний вид. Поправив очки, я без слов предъявил свое раритетное издание – каталог выставки.

Один из них кашлянул, второй буркнул, – Поднимите, пожалуйста, руки.

Меня обыскали практически мгновенно и, когда обходящие по коридору двое как раз подходили к углу, за которым располагалась дверь, где стояли мы трое, меня впустили, и закрыли за мной дверь.

Я очутился в небольшом пространстве между двумя дверьми: охраняемой наружней и неохраняемой внешней.

– Кто так еще приехал? – донеслось снаружи: двое обходящих, все-таки, подходили к самой двери. У меня оставалось всего несколько секунд, пока они не поняли, что же произошло.

Сдерживая дрожь в руках, я покрепче прижал каталог к груди и вошел в незапертую дверь.

Моим глазам представилось самое запоминающееся собрание из виденных до сих пор: длинный стол, уставленный прохладительными напитками, кресла, штук двенадцать, стулья по всему периметру комнаты, на которых сидели телоъхранители приехавших господ. И деревянная трибуна для выступающих, такая, какие ставились в залах обкомов и райкомов СССР – тяжелая, внушительная, толстая.

Сами приехавшие сюда господа расселись на предложенных креслах.

Их было всего шестеро: знакомый мне Власов, трое незнакомых, гораздо более молодых людей, Куравлев, так же известный меня по фотографиям, которые я не раз видел в газете «Охрана». Возглавлял собравшихся человек, лицо которого я знал точно так же, как и лицо Власова, из файла Приятеля. Отдельного файла – Роман Викторович Гаврилов, один из столпов московской организованной преступности, который один стоил всех остальных.

Похоже, все эти люди собрались здесь на весьма важную беседу. Перед каждым из них лежал раскрытый экземпляр раритетного издания Каталога Всероссийской Выставки Русской Иконы.

И сейчас все они, чего-то ожидая, как один смотрели на меня.

Сознавая, что, возможно, это последняя комната в моей жизни, я разлепил пересохшие губы и громко сказал, – Добрый вечер!

– Садитесь, – пригласил Гаврилов, показывая мне незанятое кресло.

Я быстро прошел туда, сел и развернулся лицом к двери, ожидая скорой опасности.

Так и есть: за дверьми раздался нарастающий шум; кто-то воскликнул, – Там он, там! – затем раздалось, – Стоять! – и в ответ ему, – Уберите руки, подонок!

Сидящие в комнате стремительно повернулись в сторону двери, телохранители привычно потянули руки к поясам; я заметил, как Власов показательно вынул небольшой черный пистолет и положил его перед собой, Гаврилов сделал то же самое. Вслед за ними жест повторили все остальные, сидящие за столом, и когда пистолет на стол положил Куравлев, дверь распахнулась, поддавшись напору извне.

– Пошел вон! – крикнул входящий в прямо багровое лицо охранника, и, сбросив со своего плеча тяжелую руку, сделал шаг вперед.

Теперь я увидел то, что хотел, и сразу же узнал этого человека, хотя ни разу в жизни не видел его до этого момента: это был невысокий полный мужчина лет пятидесяти, с залысиной, обрамленной темными волосами, небольшими прищуренными карими глазами, которые сейчас источали злость и негодование; в руках он держал еще один экземпляр каталога выставки.

– Петров? – удивленно воззрился на него Куравлев, приподнимаясь со своего места;

– Уберите своих пидарасов! – прошипел Самсонов;

– Это он! – неуверенно, но громко вклинился охранник, указывая на меня, – Это он про Горелову сказать пришел!..

– СЯДЬТЕ ВСЕ. – сказал Гаврилов в наступившей тишине, и я сразу же понял, кто здесь хозяин.

– А ты выди вон! – приказал он охраннику, – У двери стой, пока не позову!

Мужчина поспешно ретировался.

– Садись, Петров, – приказал московский, возвышаясь над остальными, словно стереоколонка над минитоверами.

Все расселись по своим местам, наступила тишина и порядок.

Гаврилов повернулся к сидящим по периметру телохранителям и коротко приказал, – В коридор.

Они переглядывались и колебались лишь несколько секунд: ствол пистолета поднялся, направляемый в грудь одного из них.

Власов кивнул своим, и они покинули помещение. Остальные проследовали за ушедшими. Нас осталось восемь человек. Мы с Самсоновым сидели друг напротив друга, и я заметил, что Виталий Иванович смотрит на меня с искрой недоумения в глазах, даже с некоторой опаской.

– Короче, – начал до сих пор стоящий Гаврилов, – Мы здесь собрались, все знают, зачем. Не буду церемониться, и сразу скажу дело. Нас должно было быть на два человека меньше. Даже на три, потому что Горелов не входил в число приглашенных, он был хозяином. Но вас пришло семеро вместо четверых. Значит, трое лишних. И сечас мы выясним, кто эти трое.

Вот теперь в моем мозгу забрезжил свет понимания: я, кажется, догадывался, ЧТО тут происходило на самом деле! И поэтому, когда взгляд обводящего каждого из сидящих по очереди Гаврилова уперся в меня, я окончательно решился, на всякий случай простился с жизнью и поднял голову и сказал, – Я сразу же могу сказать, что я лишний, и многое объяснить.

– Говори, – сказал Роман Викторович, садясь и холодно на меня глядя. Дуло его пистолета смотрело мне в грудь. Кстати, и все остальные дула – тоже.

Я сглотнул, потер сухое горло. И начал:

– Для того, чтобы ответить на ваши вопросы, я должен сначала уточнить, правильны ли мои догадки относительно происходящего здесь и произошедшего в ближайшие дни в нашем городе. Можно спрашивать?

– Куравлев, проверь, – кивнул Гаврилов.