Расческа для Лысого

А в машине? А на природе?

Прямо экстрим с ней, с мелкой стервочкой.

Поворачивается. Толстовка на груди разъехалась по молнии до самой застежки. Голая нежная кожа, в блестках идиотских.

Так. Глаза приходится отводить через силу. Но надо прояснить с остальным. Прикинуть.

Что там у меня было? Третье?

Четвертое, значит. По всем вопросам с Носорогом – прямо в Сухому. Это вот вообще чего-то редкое. Очень его босс выделяет. И надо бы подумать, почему. Поразмышлять…

Пятое. Не похвала мне насчет понятливости. Упрек. Да, Сухой мне прокол с аварией и вообще с этой тупой ситуацией с практически срывом проекта, долго будет вспоминать. Очень долго. Хоть и нет моей вины, а все равно есть. Пока был в регионе, проморгал их внутреннюю кухню, дурак. Лажанулся. Не спрогнозировал. А это нереальный прокол. Но, пока что я в строю. Ну, может, части бабла лишит меня старый хрен. Но это терпимо. Это переживем. Наука мне. Опыт.

Тонкие пальчики скользят по голой коже. Смотрю. Другая рука закрывает лицо, зарывается в волосы, отбрасывая их назад. Мешают. Смотрю. Спинка чуть выгибается. Практически незаметно. А жопка уже задорненько из-под юбки выглядывает. Ведьмочка проснулась.

И теперь играет. Совсем недавно мне армагеддон устроила, а тут прям кошечка хитренькая. Помру я на этой бабе. Коньки отброшу с ее вывертами дикими. Сменами настроения.

Понимаю, все понимаю. Но глаз оторвать не могу.

Голая ножка изгибается, коленка подтягивается вверх. Тихий стон. Нежный такой, сонный. Сладкий.

И все. Меня подбрасывает вверх, тянет к ней. Похер на все логические выкладки, на то, что мне, вообще-то, надо бы продумать схему дальнейших действий. Похер.

Я падаю на кровать, разом накрывая тонкое тело. Разворачиваю к себе. Убираю волосы с лица. Она играет, не открывает глаз. И ножки пытается вытянуть, сомкнуть. Но я решительно, сука, протестую. Легко устраиваюсь между тонких гладких бедер, трогаю пальцами нежную кожу. Щеки, скулы, подбородок. Губы. Красивая, сладкая девочка.

Ну давай. Хватит играть уже. Открывай глаза.

– Малех…

Голос мой низкий, больше похожий на сип, на последних звуках хрипит. Блин, услышал бы где-нибудь в темном месте, точно решил бы, что зомбак по мою душу идет. Но сейчас я такой и есть. Чертов зомби, которого тянет к нежной плоти. Так тянет, что сглатываю голодную слюну.

Открывай глаза, малех. Сожру ведь сейчас.

И она, словно услышав мою мольбу, распахивает ресницы. И я охереваю в который раз уже. У нее, оказывается, зеленые глаза. Я думал, серые. Но нет, зеленые. Причем, зелень болотная, как топкая трясина. И вообще, опять у меня с ней такие сравнения. Ну, а куда деваться. Если смотрю, и утягивает. Все, удачливый, все. Не туда твоя удача тебя привела…

Она хочет что-то сказать. Наверняка, что-нибудь дерзкое, как обычно. Ну не нежности же мне от этой ведьмы ждать?

Я и не жду. Наклоняюсь и целую, сразу ощущая, как на меня небо обрушивается. Накрывает с головой, последнее соображение выбивает.

И проблеском дополнительного кайфа – ее тонкие пальчики, с готовностью зарывшиеся в короткие волосы на затылке. Ноготки царапучие. И стон, долгий и горячий.

Я не помню, когда успеваю от джинсов избавиться, не тем голова забита. Мне срочно, просто срочно надо ее везде целовать, трогать губами, облизывать, всасывать кожу, так, чтоб все вокруг, все в мире знали, чья она, чтоб ни одной мысли ни у кого, чтоб она сама, плохая девчонка, тоже смотрела на себя и знала, знала, знала…

Она вцепляется в мои плечи сильнее, запрокидывает голову, когда ощущает в себе. Сжимает бедра крепче, стискивает внутри так, что становится еще жарче. Между бровей тонкая складочка. Больно? Больно?

Я не могу тормозить. Просто не могу. Давай, малех, потерпи чуток. Я потом залижу все.

Я смотрю в ее глаза все то время, пока двигаюсь, не могу оторваться. Жадно ловлю любые, самые крошечные изменения. Кайфую не столько даже от того, что наконец-то она моя, что я делаю с ней все то, о чем мечтал, пока был вдали от нее эти три гребанных месяца. Нет, больше кайфа от выражения ее лица. От того, как она растерянно и возбужденно приветствует тихими стонами каждое мое движение, как губы раскрывает, как глаза закатывает. У нее потекла тушь, остатки вчерашнего макияжа придают нежному девичьему личику грязной порочной красоты. Такой, какую хочется брать. И пачкать еще сильнее, развращать, доводить до самого края, до бездны, до дна топи. Самое темное в мужиках будят такие вот девочки с невинными лицами и размазанной краской. Самое страшное. И я не исключение. Я наклоняюсь, ускоряясь и жадно захватывая губами кожу шеи, делая больно. Везде. Потому что сильно двигаюсь, жестоко и долго. Потому что кусаю, оставляя следы, уже мало контролируя себя.

А она не вырывается, не отталкивает зверя.

Наоборот, обнимает крепче, отвечает на укус поцелуем, на жесткость – покорностью. Словно на инстинктах знает, как надо правильно, как будет лучше.

И в итоге получает то, что хочет. Как всегда. Как всегда.

Я смотрю, как она кончает, и это, сука, красиво. Так красиво! Я никогда такого не видел раньше. Только с ней. Только она.