Расчленение Кафки

Перейдем теперь к самому противоречивому с психологической точки зрения персонажу — террористу-революционеру Александру Ивановичу Дудкину. С одной стороны, с ним все понятно, так как он как раз единственный персонаж романа, о котором сказано, что он сошел с ума, то есть о нем вполне можно говорить в психиатрических терминах. Симптоматика у него явно психотическая: галлюцинации преследуют его, он, подобно Ивану Карамазову, спорит с чертом. Кончает он тем, что зарезав ножницами провокатора Липпанченко, впадает в невменяемое состояние. «Видимо, он рехнулся»[166], — замечает Андрей Белый. С другой стороны, Александр Иванович определенно осознает у себя начало болезни. «Александр Иванович еще припомнил, еще: именно: в Гельсингфорсе у него начались все признаки ему угрожавшей болезни; и именно в Гельсингфорсе вся та праздная, будто кем-то внушенная, началась его мозговая игра. Помнится, в тот период пришлось ему развивать парадоксальнейшую теорию о необходимости разрушить культуру, потому что период историей изжитого гуманизма закончен и культурная история теперь стоит перед нами, как выветренный трухляк…. Проповедь варварства кончилась неожиданным образом (в Гельсингфорсе, тогда же), кончилась совершенным кошмаром: Александр Иванович видел (не то во сне, не то в засыпании), как его помчали через неописуемое, что можно бы назвать всего проще междупланетным пространством (но что не было им): помчали для совершения некоего, там обыденного, но с точки зрения нашей все же гнусного акта;… во всем этом самое неприятное было то, что Александр Иванович не помнил, совершил ли он акт или нет; этот сон впоследствии Александр Иванович отметил, как начало болезни, но все-таки: вспоминать не любил»[167] (под актом подразумевается целование зада Сатане, на что есть указания в первоначальном варианте текста романа[168]). На свою болезнь, на «мозговую игру», жалуется Дудкин Николаю Аполлоновичу: «Да той самой болезни, которая так изводит меня: странное имя болезни той мне пока неизвестно, а вот признаки знаю отлично: безотчетность тоски, галлюцинации, страхи, водка, курение»[169]. И свою революционную деятельность Александр Иванович осуществляет «во имя болезни»[170], во имя «общей жажды смерти»[171].

Можно предположить, что галлюцинации Александра Ивановича, его тоска и депрессия вызваны злоупотреблением водкой, метаалкогольным психозом, но думается, что скорее дело обстоит так, как об этом говорит сам Александр Иванович, а именно, что водка — это «признак болезни». Водкой пытается Дудкин заглушить тоску, прогнать страх, галлюцинации. Водка — не причина болезни, а ее следствие. Болезнь же заключается в том, что все совершается Дудкиным во имя идеи, идеи бредовой, но захватившей его полностью. Эту идею, эту «мозговую игру», ощущает Александр Иванович, «как будто кем-то внушенную»[172]. У него явно можно обнаружить шизоидные черты. Описываемые симптомы и синдромы (неврозо- и психопатоподобные, галлюцинаторный, аффективный, бредовый) характерны для шизофрении. Развитие болезни, особенно ее выраженных форм, приводит к искажению или утрате прежних социальных связей, снижению психической активности, резкому нарушению поведения, особенно при обострении бреда, галлюцинаций. Вследствие этого наступает значительная дезадаптация больных в обществе. С психоаналитической точки зрения на ранних стадиях, в ходе оральной фазы психосексуального развития, шизоид отвергает первичный объект — материнскую грудь — и фиксируется на собственном Я. Всю последующую жизнь проживает он в отсутствии любви. Окружающий шизоида мир становится излишним, он не нужен, не интересен, таит в себе угрозу. Он пугает, и на него шизоид проецирует собственные представления. Поскольку у террориста Дудкина все эти проявления утяжеляются паранойяльным синдромом (состоянием, характеризующимся систематизированным интерпретативным бредом), мы можем поставить ему диагноз паранойяльная шизофрения. Думается, что мы не ошибемся, утверждая, что всем революционерам присущи шизоидные или паранойяльные черты характера, но не все революционеры шизофреники. У Дудкина же произошло «резкое нарушение поведения» — он совершил убийство, после чего у него помрачилось сознание. Именно это позволяет нам говорить о шизофрении.

Подводя краткий итог сказанному, мы можем диагностировать главных персонажей романа Андрея Белого следующим образом: у Софьи Петровны Лихутиной конформный тип акцентуации личности; у сенатора Аблеухова акцентуация личности смешанного типа — психастенического и астено-невротического; у Николая Аполлоновича истерическая психопатия; и, наконец, Александр Иванович Дудкин страдал паранойяльной формой шизофрении. Повторим еще раз, что диагнозы эти могут быть спорными, опираются они на интуицию, но мы полагаем, что смогли убедительно подтвердить их достоверность.

1997–1998