Расизм и антисемитизм в гитлеровской Германии. Антинацистское Сопротивление немецких евреев

Конечно, насаждаемая и разжигаемая сверху ненависть против «неполноценных», «инородцев», «евреев», «большевиков» была существенной предпосылкой популярности нацизма. Однако в предшествующие Третьему рейху десятилетия немцы были не более отягощены антисемитизмом и антикоммунизмом, чем другие европейцы; их национализм был не более расистским. Утверждение о раннем развитии в Германии особого, специфичного для нее «истребительного антисемитизма» и ненависти к «чужакам», по мнению Али Гёца, лишено оснований.

По определению историка, вовсе не патриотизм и национальное унижение заставили немцев примкнуть к преступному нацистскому режиму, а всего лишь корыстные побуждения и низкий материализм. Али Гёц понимает нацистский режим как «услужливую (по отношению к подавляющему большинству немцев) диктатуру». Гитлер, гауляйтеры, значительная часть министров, статс-секретарей действовали как классические политики-популисты, постоянно озабоченные настроением управляемых. Они ежедневно задавались вопросом, как добиться их удовлетворенности, улучшить их самочувствие. Каждый день они заново покупали их одобрение или по меньшей мере нейтралитет населения. Программа «национального социализма» Гитлера была не только пропагандистским лозунгом – во многом ее реализовывали на практике[16].

Нацистская партия все больше переходила к социальному контролю над немецким обществом[17]. Для строительства «национального социализма» нацисты стремились идеологически, политически, экономически и военно-технически мобилизовать почти все население Германии, за исключением «расовых врагов». Одна из основоположниц теории тоталитаризма Ханна Арендт называла это «тоталитарной организацией»[18].

В научной литературе широко обсуждается определение фашизма английским исследователем Р. Гриффином как «палингенетического ультранационализма», предполагающее, что в своем мифологическом ядре фашистская идеология нацелена не на возрождение нации (как другие националистически-популистские идеологии), а на ее «сотворение заново». Эту концепцию, по мнению немецкого историка А. Умланда, можно считать более или менее принятой на сегодняшний день в англоязычном научном сообществе[19]. По мнению А. Умланда, постсоветское российское толкование фашизма подверглось фрагментации, а использование термина «фашизм» в публичном дискурсе страдает от «гиперинфляции». А. Умланд выделяет как минимум 4 различных тенденции в трактовке понятия «фашизм» в современной России[20].

Во-первых, публицисты, до сих пор поддерживающие более или менее видоизмененные версии классического марксистского определения фашизма, данного в резолюции XIII пленума ИККИ и повторенного на VII Конгрессе Коминтерна Г.М. Димитровым: «Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала… Фашизм – это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм – это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике – это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов»[21].

Это определение, наряду с теорией «социал-фашизма», оказало крайне негативное действие, так как привело к недооценке фашизма и дезориентировало левое антифашистское движение Европы в предвоенный период. По язвительному определению Л.Д. Троцкого, самого острого коммунистического критика гитлеризма и сталинизма, «теория социал-фашизма, в которой невежество Сталина сочетается с легкомыслием Мануильского, стала петлей на шее немецкого пролетариата»[22].

Во-вторых, авторы, представлявшие фашизм как западную по своей сути форму экстремизма, которая, по определению, не является российской[23].

В-третьих, российские публицисты, чрезмерно свободно толкующие термин «фашизм» и называющие «фашистскими» широкий спектр авторитарных и националистических направлений, даже таких, которые относятся к российскому либеральному или украинскому национальному движению[24].

В-четвертых, российские ученые, близкие к западным в своем понимании термина «фашизм», такие как В.И. Михайленко[25], В.А. Буханов[26] и А.А. Галкин, который объединил свои предыдущие определения фашизма общей дефиницией «правоконсервативный революционаризм»[27]. Школа А.А. Галкина в значительной степени находится в согласии со сравнительными исследованиями неофашизма на Западе, признавая определенное сходство между межвоенной и постсоветской политической обстановкой и наличие потенциала фашистской угрозы в России[28].