Раскаленная броня. Танкисты 1941 года

Готлиб подскочил к все продолжавшему спать племяннику. Но Флориан, несмотря на усиливающийся обстрел, безмятежно спит, будто младенец.

– Флор! – крикнул Готлиб и начал того трясти. – Флор, проснись, русские наступают!

Однако он не отзывался ни на слова, ни на неистовую тряску Готлиба.

– Флориан! Просыпайся!

Готлиб начал хлестать племянника по бледным щекам, но Флориан лишь легонько болтал головой, но не просыпался. Готлиб ухватил его за голову и приподнял густо облепленные инеем ресницы. Мертвящий холод тут же полоснул внизу живота.

На Готлиба уставились остекленевшие глаза Флориана. Из расширенных зрачков на Готлиба смотрит отражение его давно небритого, изможденного лица. Губы Готлиба затряслись.

– Флор… – сдавленно прошептал он. – Флориан, мальчик мой.

Подбородок Готлиба мелко затрясся.

– Флори, как же так? Как же это…

Готлиб уткнулся в грудь племянника, плечи Готлиба содрогнулись, из груди вырвался стон, слеза скользнула по разгоряченной щеке.

– Флори, Флори…

Совсем рядом рванул снаряд, комья земли накрыли Готлиба и Флориана, несколько осколков ударили в каску Готлибу, отрикошетили и угодили прямо в скулу Флориану, из крохотной ранки скользнуло несколько капель крови. Но немец безмятежно смотрит куда-то вдаль немигающим взглядом. Готлибу показалось, что в одно мгновение лицо племянника претерпело сильные изменения: глаза провалились в глазницы, нос заострился, нижняя челюсть резко выступила вперед. На него уже смотрит лицо давно окоченевшего на подмосковном морозе мертвеца.

Готлиб попятился, очередной разрыв повалил его в грязный снег. Наконец немец отчетливо услышал рев моторов советских Т-34. Он покрепче перехватил винтовку, кинул короткий взгляд на опершегося спиной к дереву замерзшего Флориана и бросился на запад. И тут же в уши волной ударило такое знакомое и такое ненавистное русское «Ура!».