Раскаленный добела

— Потому что это убьет всех, кто будет внутри. Нельзя просто так рушить полное людей здание. У них должен быть шанс сдаться. — Из-за гудящей головы было трудно собраться с мыслями. — Возможно, некоторые из них даже не понимают, во что оказались втянуты.

— Но так было бы безопаснее, — заметил Леон.

— Так поступают плохие парни, а мы ими не являемся. — По крайней мере, некоторые из нас. Насчет себя я уже не была так уверена. — К тому же, контракт Корнелиуса обеспечивает ему право самому разобраться с убийцей Нари. Технически, мы не можем убить Оливию Чарльз.

— Контракты важны, — согласился Леон.

Я посмотрела на маму.

— Леон, — обратилась мама. — Мужчина является мужчиной, потому что он придерживается определенных принципов, и у него есть линии, которые он не переходит. Это демонстрирует его дисциплину, преданность и силу воли, необходимые для выполнения работы. Мужчина — это тот, на кого можно положиться, потому что он придерживается высоких стандартов. Только так ты заработаешь себе уважение. Тебе нужно сесть и подумать, где находятся твои линии, или ты вырастешь одним из тех ублюдков, которых все презирают, потому что они готовы задушить собственных родственников ради денег. — Она посмотрела на моих сестер. — То же самое касается вас. Я сказала «мужчина», потому что обращалась к нему, поэтому замените это слово на «женщина» и возьмите эту речь себе на заметку.

Все промолчали.

Каталина прочистила горло.

— Невада, я могу с тобой поговорить?

— Конечно.

— У тебя в кабинете.

Заставив себя встать с дивана, я прошла в свой кабинет и уселась за стол. Каталина с Арабеллой проследовали за мной.

— В том здании больше сотни людей? — спросила Каталина.

— Да.

— И они вооружены?

— Да.

Сестра расправила свои узкие плечи.

— Тогда я иду.

— Исключено.

— А если тебя застрелят? — Каталина скрестила руки на груди. — Что, если ранят Рогана или Корнелиуса? Или кого-то из их людей?

— Мы все взрослые. Мы…

— Я не потеряю тебя в этой заварухе. Эти люди приходили сюда и пытались нас убить. Они пытались убить Матильду.

— И обосрались, — встряла Арабелла.

— Следи за языком, — осадила ее я.

Она помотала светлыми кудряшками.

— Чья бы корова мычала, Невада. Ты сама ругаешься, как сапожник.

— Мне двадцать пять, — огрызнулась я.

— Ага, а мне пятнадцать, и у меня больше причин ругаться, чем у тебя.

— Если я пойду, — перекричала нас Каталина, — никому не придется ни в кого стрелять!

— Нет, — отрезала я.

Она посмотрела мне в глаза.

— Да.

— Ты не можешь это контролировать.

— Нет, могу. — Она подняла подбородок. — У меня уже лучше получается.

— Да неужели? — Я повернула голову набок. — Ты можешь разорвать связь?

— Иногда, — замялась она.

— Ей не придется разрывать связь, — вмешалась Арабелла. — Я ее выведу.

— Ты собираешься увести ее на глазах у кучи народа, который непременно вас увидит. Вы совсем сдурели?

— Это уже неважно, — сказала Арабелла.

— Мы знаем, — добавила Каталина.

— Знаете что?

— Мама рассказала нам о Тремейн, — сказала Каталина. — Теперь мы в курсе о другой бабушке.

Я потерла лицо. Они имели право знать, но мне бы очень хотелось, чтобы мама с этим подождала. Между нами повисла напряженная тишина.

— Что случится, если она нас найдет? — спросила Арабелла.

— Много чего плохого. — Я не хотела вдаваться в подробности.

— Как мы собираемся защитить маму? — продолжила Арабелла. — Она считает, что я закончу свои дни в клетке.

Десятилетия неведения, а затем тонна информации в одно мгновение. Спасибо, мама.

— С мамой все будет в порядке, и никто не посадит тебя в клетку. Когда это все закончится, мы образуем Дом.

Сестры уставились на меня. Они были такими разными — высокая, стройная Каталина с длинными темными волосами, и низенькая, подтянутая Арабелла со светлыми кудряшками. Каким макаром у них вышло одинаковое выражение лиц, ума не приложу.

— Наш собственный Дом? — переспросила Арабелла.

— Да. Если мы образуем наш Дом, она не посмеет нас тронуть в течение трех лет. Этого времени достаточно, чтобы как следует окрепнуть.

— Мы не образуем никакого Дома, если ты погибнешь, — бесстрастно сказала Каталина. — Я иду с тобой, Невада. Ты не можешь меня остановить.

— Нет, могу. Вы в меньшинстве.

Каталина подняла подбородок.

— Я Превосходная.

— Как и я.

— Да-да-да, мы все особенные, — вклинилась Арабелла. — Но она права. Что будет, если тебя убьют? Кто о нас позаботится? Кто принесет нам суши?

— Я это сделаю, — не отступала Каталина. — Я не позволю им навредить тебе, Корнелиусу, Матильде или кому-то еще. Если поступим по-моему, то никто не пострадает.

Должно быть, именно так я выглядела восемь лет назад, когда заявила родителям, что они не продадут нашу семейную фирму. Что я возьму ее управление на себя и удержу ее на плаву. И я это сделала. Тогда мне тоже было семнадцать.

Она была права. С ее участием мы бы сократили потери и травмы до минимума.

— Ладно. — Я откинулась назад. — Ты это сделаешь, а затем приложишь все усилия, чтобы разорвать связь. — Я повернулась к Арабелле. — Ты выведешь ее оттуда, не причинив никому вреда. Заберешь сестру и сделаешь ноги. Без всякой самодеятельности.

Она восторженно взвизгнула.