Раскаты Грома

Когда началось строительство «Объекта 60», животные удалились от насиженных мест: шум вертолётов, прокладка железнодорожной ветки, рёв двигателей тягачей вызывал у четвероногих обитателей леса неподдельный ужас. Ушёл зверь — ушла былая жизнь. Поначалу люди из деревни были разгневаны приходом солдат, но позже, когда представители государственной власти начали завозить лекарства, консервы и алкоголь, стали воспринимать перемены как добрый знак. Военные были не против заручиться поддержкой местных охотников для обезвреживания волчьих ям и прочих расставленных ловушек, а также изучения местности. Пути, пролегавшие через заросли, под кронами вековых деревьев, становились в разы безопасней, если в поисковой команде присутствовал кто-то из мужчин этого стана. Со временем, благодаря туземцам армейская разведка обнаружила подходящие места для размещения опорных пунктов — сети гарнизонов и оборонительных сооружений региона. И поскольку охотничий двор находился почти в центре этой сложившейся системы, то именно на его месте решили устроить посадочную полосу.

«Гнездо». Во время работ по расчистке территории оголённая поляна была окружена поваленными деревьями, отбуксированными со стройплощадки. Ветки большинства из них хитро переплетались. При разравнивании площадки ездившие туда-сюда бульдозеры и тракторы походили на боявшийся уйти из отгороженного места выводок. Да и военные, точно птенцы, собирались вокруг очередного груза, который приносил на площадку транспортный вертолёт. Тогда и родилось новое имя этого места, ставшее впоследствии неофициальным названием воинской части — «Гнездо». Получив заасфальтированную длинную полосу, оно стало принимать грузы вдвое больше, чем раньше: садиться теперь могли и самолёты. Ещё больше солдат, больше персонала, больше строителей секретного объекта. Служба в этой части была одним из лучших вариантов для оказавшегося в рядах армии юноши: тихое место — пункт приёма ресурсов, но увеличенные «за вредность» пайки и льготы от государства после завершения службы. Мало кто мог в то время догадаться, что именно происходило на «Объекте 60». А «вредность» друг другу пытались объяснять климатом, отдалённостью от населённых пунктов и ещё бог весть чем. Место-то было тихим. Почти. Лишь пару раз за 25 лет своего существования аэродром потерпел ущерб — выбитые стёкла по всей части. Тогда громкий далёкий взрыв, казалось, мог лишить слуха напрочь. Но этого ни с кем не случилось. Барабанные перепонки восстановились, стёкла в окнах заменили, а командный состав сделал вид, что вообще ничего не произошло: «Просто ветер разыгрался, всего лишь ураган. Забудьте и никогда не упоминайте!» Так было, но и этого в определённый момент не стало. Потом взлётная полоса с десяток лет крошилась по краям, разметка исчезала, а опустевшие здания медленно осыпались под воздействием мороза местных зим. Объект законсервировали, воинские части расформировали, и поэтому «Гнездо» оказалось в запустении. Когда в глухой край вновь начали летать грузовые самолёты, пункт как будто обрёл новую жизнь, но ненадолго. Разросшаяся инфраструктура развивала регион с противоположной стороны, и аэродром стал необходим на время превращения «Объекта 60» в «Объект 80». После этого, с охраной в одну роту и штатным устаревшим оборудованием, «птичья» полоса вошла в список резервных. Артерией для нового секретного объекта стала скрытая железнодорожная ветка и виляющая среди густых зарослей автодорога от ближайшего крупного населённого пункта.

В первые часы после получения сигнала «Лавина», гарнизон полузаброшенного аэродрома не понимал, как на их территории возможно уместить столько авиационной техники, садившейся и взлетавшей вновь. Адский шум бомбометания, гул лопастей и крики лежавших на носилках потрёпанных, раненых солдат будто слились в единый гомон переродившегося «Гнезда». Но нет, «Гнездо» слишком молодо, «Гнездо» — лишь маска. Это был клич вновь ожившего охотничьего становища, и его хищный взгляд в серое небо теперь скрывался в прожекторах, что стояли вдоль взлётной полосы.

***

Пошаркивая левой ногой, в сторону центра связи шёл майор Яргин. Прохладный ветер не мог остудить его красное лицо, с тела лил пот, началась одышка. Не помогали ни расстёгнутый сверху китель, ни ненастная погодка: он опаздывал. У входа в кирпичное здание стояли трое: улыбающийся Лешаков, то и дело стряхивавший пепел с сигареты в левой руке, рядом с ним Лыкоренко, травивший очередную байку и при этом умудрявшийся не выпускать деревянную зубочистку изо рта, и опёршийся спиной на стену Громов. Глава «Раскатов» смеялся, прикрыв рот кулаком, будто в приступе кашля.

Командующий операцией подыгрывал голосом, активно жестикулировал: