Раскаты

А в пожарке мордвин Михал Пинясов все еще пихал толстобокую кобылу Грушку в оглобли. Но то ли совсем обленилась сивка на своей неходкой должности, то ли толкал ее пожарник впопыхах, не туда, никак у него не получалось привычное пустяковое дело. Да и деревянная нога Михала цеплялась в полутьме черт знает за что, спотыкаясь и шатаясь, он сам утягивал кобылу в сторону, и та уже потеряла всякое понятие, что от нее хотят и что ей надо делать. Взъярившись, Михал огрел ее кулаком по морде. Грушка шарахнулась в угол и затаилась там, даже фыркать перестала.

Наверняка осрамился бы Михал Пожарник навеки, не вбеги тут в пожарку Сергей Иванович Железин, шабер его и свояк. Только взял он за уздцы Грушку — та и обмякла сразу, послушно вошла в оглобли. Не велик ростом Сергей Иванович, и в плечах не батыр — сух, костляв и степенен, а сидит в нем такая жилистая сила, что поверить немыслимо. И не верилось многим: и на руках пытались тягаться с ним отборные мужицкие силы Засурья, и в праздничном борцовском, а то и в кулачном хмельном кругу выходили на него — и все сраму имели, побиты бывали Железиным. Не зря его Микулой Селянинычем прозвали с легкой руки председателя сельсовета Макарова, Подумать — и не с кем больше равнять его из богатырей. На Илью Муромца и даже на Добрынюшку — телесами не тянет, с Алешей Поповичем характером не схож — в хитрости замечен не бывал. Микула и есть, простой мужик… По пятому десятку шагает нынче Сергей Иванович, но и по сей день не найдешь в Синявине смельчаков перечить ему в крутом разговоре. Упрется в супротивника черными блестящими зрачками, словно ножевое острие приставит, потом вдруг шмыгнет по-детски острым и тоненьким носиком — и так напрет, что любой потеряется и спасует. Разве что Федор Бардин мог бы выстоять против него, да тут дивного нету — Федор по килу мяса и ведерку молока за раз потребляет…

Легок на помине Федор Бардин. Не успели Михал Пожарник и Сергей Иванович запрячь Грушку — подошли к воротцам пожарки еще мужики. И Федор средь них: всклокочены волосы со сна, в белой ночной рубахе навыпуск и в калошах на босу ногу. Зябко повел горбоватой спиной, словно набитый мешок встряхнул на круглых катаных плечах, и пробасил густо — голос у него с медовухой:

— Полно чудить-то, мужики! — шагнул внутрь пожарки. — Угольки одни доберетесь тушить. Да и качать не с чего там вашей понпой, в колодце три ведра воды.

Михал и Сергей Иванович не отвечали, посовали под раму ручной помпы запасные катки пожарного шланга, взобрались на телегу сами, наконец-то готовые к выезду.

— Почему это не с чего? Колодец там глыбкий, — кто-то неуверенно снаружи.

— Да какое там глыбкий! В нем и воды-то курам нешто попить. На три качка не хватит, — опять не согласился Федор. — И глыбок он — не достать кишкой…

Сергей Иванович в упор склонился к Федору с телеги, дыхнул жарко в лицо:

— По тебе, Федор, лучше б заживо сгорел Тимофей, да? Не моргай зенками, то всем ведомо. А ну — сторонись, не то стопчу ненароком и отвечать не буду.

Клацнул рейками вожжей по крупу лошади и скользнул мимо отшатнувшегося Федора. Увидел среди мужиков братьев Васягиных, Коляна и Ваську — дружков Бардина, осадил Грушку рывком. Сплюнул под ноги братьям, спокойно смолившим цигарки, и выцедил непонятно:

— А а, вся свора набежала себя показать… Ну-ну, глазейте! А ты, Спирька, чего с ними трешься? — углядел в толпе высокого парня в долгопрядной кипе волос. — А ну, лезь на телегу, качать со мной будешь у огня.

Спирька, взлохмаченный и сонный, послушно приткнулся сбоку, свесив длинные ноги до земли — будто навильник соломы торчком поставили на телегу. Грохнули колеса по дощатому настилу, и развернул Сергей Иванович пожарную подводу вдоль пруда. Проезжая мимо избы-читальни, успел-таки по давней привычке взглянуть на портрет, сереющий на фронтоне крыши, над двумя скрещенными флажками. Самого лица вождя не разглядеть было, только черные усы проглянули с белого полотна, но Сергей Иванович живо увидел и белый френч с широкими карманами, и пытливые глаза его, и губы, чуть тронутые улыбкой. И ощущение, будто всевидящий этот, всезнающий и всемогущий человек вот-вот подмигнет одобрительно, тепло колыхнулось в груди. Пружинисто вскочил Железин на ноги и, стоя, с таким свистом закрутил концом вожжей, что ясно стало Грушке: отработать ей придется-таки честно. И потянула она дуроломно, силы в ней было не меньше, чем лени.