Лишь однажды Маше удалось ускользнуть из этой ловушки. И её заслуги в этом не было никакой. Просто заболела Лиза. Заболела нехорошо: с сухим лающим кашлем, температурой и слабостью. Но единственный раз в жизни в самый что ни на есть удачный момент – утром 31-го декабря. Маша скорбным голосом сообщила, что они с Лизой прийти не смогут, по недовольному молчанию свекрови предполагая, что ещё отольются кошке мышкины слезки. Было это в прошлом году. Тогда же Маша твердо решила, что больше никогда и ни за что не испортит себе праздник визитом к свекрови. Правда в этом году убедительную отмазку Маша еще не придумала, ведь до Нового года оставалось три недели. Свекровь сыграла на опережение и обхитрила её, как ребенка.
«Да, Тамара Ивановна,» – ничего не оставалось, как покорно согласиться Маше, в то же время лихорадочно соображая, как бы избежать постылой обязанности. Но быстро соображать – это не по её части. Наташку бы сюда. Она бы с Тамарой Ивановной расправилась в два счета, точно селедку разделала.
«Так вот, Мария. Приезжай часикам к шести. Работы будет невпроворот, поможешь готовить. А Паша с Лизанькой посидит. Ведь на день рождения они так и не пообщались,» – сурово укорила Машу свекровь, будто это случилось по её вине. Оправдываться было бесполезно, только нервы себе мотать.
«И салатик свой с рыбой заранее сделай и привези,» – ободренная Машиной покорностью свекровь развернула наступление по всем фронтам, и противостоять ей Маше не хватало духу.
Настроение было испорчено безнадежно. Положив трубку, Маша жадно выпила две кружки воды и присела на кухне. Кошачья миска снова была завалена кормом. Вчерашний, он уже потерял товарный вид и ощутимо пованивал. Маша по опыту знала, что есть эту гадость рыжий уже ни за что не будет. Она как раз помыла миску, когда на кухню пришлепала босыми ногами Лиза.
«Лизун, не наваливай коту еды выше крыши. Одного пакетика достаточно,» – обратилась к ней Маша.
«Я не наваливала.»
«Лиза, я серьезно.»
«Мам, я не наваливала. Я вообще его не кормила.»
«Ну а кто тогда?» – ни на секунду не поверила ей Маша. – «Точно не я.»
Лиза флегматично пожала плечами, вытащила из холодильника большой клубничный йогурт, из ящика стола ложку и ушлепала обратно в комнату.
Спорить с дочерью и доказывать свою правоту у Маши не было ни сил, ни здоровья. Хотелось завернуться в одеяло и бездумно поваляться на диване. Почистив зубы, Маша завернула на кухню выпить еще воды. Кошачья миска была полна, корм лежал горкой, так и норовя осыпаться на пол за пределы миски. Кот методично подбирал то, что упало, плотоядно урча.
«Лиза,» – взвилась Маша. – «Ну ведь только поговорили с тобой. Зачем ты ему опять столько положила?»
«Это не я,» – возмутилась дочь.
«Лиза, что за дурацкие розыгрыши? Разумеется, ты.»
«Не я,» – шумно обиделась дочь.
Взаимно недовольные друг другом, разошлись по разным углам, точно драчливые хомяки: Маша залезла под одеяло подремать, Лиза с очередным йогуртом уселась перед телевизором. Дочь так яростно отстаивала свою непричастность, что Маша не знала, что и думать. Не сам же кот себе миску наполняет. Еще одна странная история в копилку.
***
Под новогодний корпоратив стат. управления был снят банкетный зал в кафе поблизости. Корпоративы Маша терпеть не могла. Обычно она ссылалась на то, что больше некому забрать дочь из детского сада, и, пользуясь этой отмазкой, благополучно избегала всех нерабочих винопитных мероприятий, как-то: дни рождения, празднование 8 марта и иже с ними. Но теперь, в должности и.о. начальника отдела, соскочить было невозможно. Положение обязывало. Пришлось звонить Паше и долго и нудно договариваться о том, чтобы он провел вечер с дочерью.
Никакой необходимости в подобных мероприятиях Маша не видела, полагая, что с коллегами нужно поддерживать хорошие рабочие отношения, но не более того. А пить надо с друзьями или с родственниками, если те не похожи на стаю пираний. Но спорить с системой – все равно, что писать против ветра. Поэтому Маша поддалась всеобщему предпраздничному ажиотажу: купила новое платье, сделала маникюр и достала из шкафа туфли на высоком каблуке, надеваемые лишь в редких торжественных случаях, в связи с полной непригодностью к повседневной носке.