Раскол

Чародей закрыл рот, наконец осознав, как прозвучали слова, слетевшие с его губ. С мрачной решимостью Дат’Ремар молча продолжил кормить Тиранду. Эльфийка ничего не сказала, но увидела достаточно. Высокорожденный пришел сюда скорее ради себя, чем ради нее. Дат’Ремар нуждался в своего рода покаянии, чтобы упорядочить смутные мысли, терзающие его душу.

Не успела Тиранда опомниться, как миска опустела. Ночной эльф собрался было поставить ее на место, но жрица, выждав пару мгновений, быстро спросила:

– Можно мне еще немного воды?

Вместе с едой приносили еще и небольшой бурдюк, но, как и к еде, Тиранда никогда не прикасалась к его содержимому. С рвением, по которому можно было предположить, что Дат’Ремар и сам не желал прекращать их встречу, он быстро схватил мешок. Открыв горлышко, эльф поднес сосуд к пленнице, но барьер не пропускал бурдюк к ее губам.

– Простите меня, – пробормотал он. – Я забыл.

Высокорожденный перелил немного воды в миску, а затем, как и во время еды, напоил жрицу с ложечки. Тиранда выждала секунду, прежде чем осмелилась снова заговорить:

– Должно быть, странно работать рядом с сатирами, которые раньше были одними из нас. Должна признаться, меня они немного смущают.

– Это счастливчики, которых своей силой возвысил сам Саргерас, чтобы они лучше служили ему. – Ответ последовал так машинально, что жрица не могла отделаться от ощущения, что Дат’Ремар уже не раз повторял его… вероятно, в том числе и самому себе.

– А вы не были избраны?

Взгляд ночного эльфа стал жестче.

– Я отказался, хотя предложение и было… соблазнительным. Прежде всего я служу королеве и трону. У меня нет ни малейшего желания становиться одним из них.

Без предупреждения Высокорожденный убрал миску и ложку. Тиранда закусила губу, гадая, не ошиблась ли она в нем. И все же, других вариантов у нее не было. Дат’Ремар Солнечный Скиталец воплощал собой ее единственный шанс на спасение.

– Мне пора уходить, – объявил облаченный в мантию чародей. – Я и так слишком задержался.

– С нетерпением буду ждать вашего следующего визита.

Он яростно замотал головой.

– Я больше не приду. Нет. Не приду.

Дат’Ремар отвернулся от нее, но прежде чем он успел уйти, жрица произнесла:

– Я – уши Элуны, Дат’Ремар. Если вам когда-нибудь захочется что-то рассказать, моя задача – выслушать. Ничего из сказанного не уйдет дальше меня самой. Ваши слова больше никому не станут известны.

Чародей оглянулся на нее, и, хотя по началу ничего не ответил, Тиранда поняла, что ее слова подействовали на него. Наконец, после долгих колебаний, Дат’Ремар произнес:

– Я посмотрю, что можно сделать, чтобы в следующий раз вам принести что-нибудь повкуснее, госпожа Тиранда.

– Да пребудет с вами благословение Матери-Луны, Дат’Ремар Солнечный Скиталец.

Ночной эльф склонил голову и вышел. Тиранда прислушивалась к его удаляющимся шагам. Она ожидала, что стража станет проверять ее, но когда они вернулись, то просто заняли свои посты, как обычно.

И в этот момент, впервые с момента своего пленения, Тиранда Шелест Ветра позволила себе легкую улыбку.

11

Для орка кровь была главными узами. Она связывала клятвами, гарантировала верность и отмечала в бою истинного воина. Запятнать кровные узы – одно из самых страшных преступлений, которые только можно вообразить.

А теперь брат друида сделал именно это.

Брокс смотрел на Иллидана Ярость Бури с такой лютой ненавистью, какая редко поднималась в нем по отношению к другим существам. Даже демонов он уважал больше, потому что они оставались верны своей природе, какой бы извращенной и злой та ни была. И тем не менее, здесь находился тот, кто сражался рядом с Броксом и остальными воинами, являлся близнецом Малфуриона, а, следовательно, должен был разделять его любовь и заботу по отношению к своим соратникам. Иллидан, однако, жил только ради силы, и ничто, даже ближайшие родственники, не могло изменить этого.

Если бы его руки не были крепко связаны, орк с радостью отдал бы свою жизнь, чтобы схватить чародея и сломать ему шею. Какие бы ошибки он сам ни совершал, орк никогда не смог бы предать своих товарищей.

Малфурион, спотыкаясь, шел рядом с седеющим воином. Руки обоих были связаны за спиной, а обвязанные вокруг талии веревки тянули за ночными саблезубами, и защитники едва поспевали за животными. У брата Иллидана положение было хуже, так как вероломный близнец не снял заклинание слепоты. Глаза друида закрывали маленькие черные тени, через которые не пробивалось ни капли света, и Малфурион продолжал спотыкаться и падать, постоянно добавляя себе царапин и ссадин. Один раз он чуть не разбил голову о камень.

Чародей с завязанными глазами не испытывал ни капли сожаления. Каждый раз, когда Малфурион спотыкался, Иллидан просто дергал за веревку, пока друиду не удавалось выпрямиться. Затем стража позади пленников подталкивала их и путь продолжался.